Тесты обладают большой диагностической ценностью, так как при помощи соответственно подобранной их серии можно за очень короткое время провести массовое исследование и получить наиболее объективную на текущий момент картину распределения интеллекта в конкретной общности, а также определить умственные способности каждого ее члена более точно и основательно, чем это сделал бы кто-то, знающий этих людей уже много лет.
Обладают они и высокой точностью прогнозирования как в том, что касается шансов индивидуального успеха в намечаемом образовании, так и в отношении разнообразных профессий.
Исследования детей и молодежи на основании тестов обнаружили, что определенной, хотя и не очень большой точностью прогнозирования обладают исследования детей уже на шестом году жизни. Однако статистические отклонения от предсказаний в этом возрасте довольно значительные. А вот уже приблизительно на шестнадцатом году жизни точность прогнозирования достигает девяноста процентов, из чего следует, что происходящие в дальнейшем изменения интеллектуального уровня индивидуума скорее незначительны.
Все, о чем я говорил, справедливо лишь при условии, что применяются правильные тесты, то есть измеряющие конкретно взятые свойства умственных способностей, и что участники эксперимента приблизительно одинаково ознакомлены с содержанием тестов, поскольку успешно справляясь с многочисленными тестами, каждый человек приобретает в этом определенную сноровку, которая может повлиять на результаты его тестирования (коэффициент интеллекта (IQ) безосновательно увеличивается). Однако этот последний фактор вопреки возможным предположениям большого значения не имеет, потому что различия, обусловленные более близким знакомством с тестами, невелики (незначительный процент общего коэффициента интеллекта).
Попадаются, разумеется, тесты малозначимые или вообще никчемные, но в таком случае бывают достойны доверия результаты экспериментов и оценка характерологических исследований и изучения личности (например, тесты Роршаха, которые не настолько объективны, как тесты на интеллект и способности, так как оценка их результатов в значительной степени зависит от личности самого исследователя, от его внимательности, сноровки, интуиции и т.п. Это, конечно, их серьезный недостаток. Раз уж я об этом заговорил, то не могу удержаться, хотя это и не относится непосредственно к нашей теме, чтобы не высказать несколько серьезных замечаний.
Я имею в виду чрезвычайно смелые обобщения и необоснованные экстраполяции, неоднократно производимые психологами на основании методики и результатов психометрических исследований. Их методологический анализ показывает, что они сводятся к дифференцированию человеческой общности с точки зрения ряда характеристик, постоянно представленных в подобной общности. В любой более или менее значительной общности можно обнаружить Гауссово нормальное распределение интеллекта; среди прочих в ней существуют люди с интеллектом значительно ниже среднего, а также те, чей интеллектуальный уровень особенно высок. Средний уровень интеллекта в данной общности при этом не должен, разумеется, совпадать со средним уровнем всего общества; в высших учебных заведениях и в научных организациях средний интеллектуальный уровень всегда выше, чем средний уровень всего общества. Но тут я хочу задержать наше внимание на людях, одаренных самым высоким интеллектом. Психотехнологи, основываясь на фактических результатах исследований, часто склонны подменять понятие гения как чрезвычайно редко встречающегося индивидуума, одаренного выдающимися творческими способностями в определенных областях, понятием особы, чей показатель интеллекта имеет наиболее высокий уровень в сравнении со средним. Это существенная методологическая ошибка. Во-первых, никакой «абсолютной» единицы измерения интеллекта не существует, а некая условно принятая численная величина возникла из массовых исследований, то есть она соотносится со статистически средними результатами. За пределами статистически вероятного разброса коэффициентов интеллекта, то есть за пределами проводимого эксперимента (зоны, где измерения имеют значение), дальнейшее его использование теряет всякий научный смысл и напоминает поиски земных полюсов на карте в проекции Меркатора. Во-вторых, тесты в принципе не анализируют творческих способностей. Попытки создать такие тесты находятся, по существу, еще в стадии первых, скорее несмелых и не слишком удачных экспериментов. Я потому об этом говорю, что методы психотехники в принципе являются некоей особой формой проведения измерений, а известно, что каждый измерительный инструмент можно использовать только при ограниченном разбросе параметров. Термометр, отлично измеряющий температуру воды, подведет нас, если мы попытаемся измерить им температуру космического газа. Точно так же обманут нас тесты, предназначенные для исследования свойств, статистически часто встречаемых, если с помощью них мы будем исследовать то, что в качестве незаурядной творческой одаренности в данном сообществе практически не встречается вообще. Вот мои предварительные замечания.
ГИЛАС. Я высоко ценю тесты в качестве средства профессиональной селекции, но ставить в зависимость все дальнейшее течение человеческой жизни, определяя его в какую-то профессиональную область или же, наоборот, закрывая перед ним эту область, единственно от десятка или нескольких десятков ответов на вопросы (тем более в той неестественной ситуации, какую представляет собой экзаменационная комната, бланк теста и карандаш)? Мне кажется, такое обращение плохо согласуется с постулатами индивидуального, гуманного рассмотрения проблем личности. Приведу только один из множества вариантов: может произойти – и наверняка неоднократно происходит, – что тесты обнаружат интеллект ниже того, каким обладает испытуемый, из-за того что во время тестирования он был зажатый, испуганный, заторможенный!
ФИЛОНУС. Высказанные тобою замечания просто классические. Что же касается кажущейся маскировки уровня интеллекта или же способности заниматься какой-нибудь определенной профессией теми или другими препятствиями, то ведь дело обстоит не таким образом, что в человеке отдельно существуют его интеллектуальные способности и отдельно – его чувства. Ведь если испытуемый, к примеру, на способности к профессии монтера для работы с высоким напряжением не справится с тестами по каким-то эмоциональным причинам, то, видимо, следует ожидать, что он не справится по тем же самым причинам в реальной профессиональной ситуации, на своем рабочем месте, когда в момент аварии на линии высокого напряжения возникнет необходимость быстрого принятия решения и безошибочных действий. Тесты были бы бессмысленными именно в том случае, если бы не выявили этой слабости испытуемого. При отборе самым важным, разумеется, является ответ на вопрос, подходит ли этот человек для данной профессии или нет, а вот ответ на вопрос, по какой причине некто не подходит – учитываются ли при этом факторы эмоциональные или же скорее интеллектуальные, – можно получить с помощью дополнительного изучения, если понадобится. Что же касается негуманной на первый взгляд зависимости людских судеб от бланков, в которых испытуемый почеркает ответы карандашиком в течение нескольких часов экзамена, то достаточно сказать о том, что прогнозируемость психотехнологических исследований обычно в 4—10 раз выше, чем прогнозируемость всех известных нам необъективных методов (так называют исследования без использования тестов), и это независимо от личных душевных контактов с испытуемыми, без использования всякого рода мнений, характеристик, свидетельств и т.д. Результатам этих исследований, в сотнях тысяч раз уже оправдавшихся, противопоставить нельзя ничего, кроме беспочвенного, ничем не обоснованного отрицания.