Вместе с тем следует отметить, что успехи советского музыкознания в изучении творческого наследия Стравинского преимущественно связаны с двумя первыми десятилетиями его композиторской биографии; немногим продолжительнее период, освещенный им самим в «Хронике», доведенной до 1934 года. Последующие этапы его творческого пути известны значительно хуже.
К тому же в 30—60-х годах в силу многих обстоятельств художественная эволюция Стравинского становилась все более сложной и противоречивой, что сказалось и на художественной ценности конкретных произведений. Здесь требуется особенно внимательный анализ, разносторонний дифференцированный подход, учет и осмысление множества рзнородцых фактор<?в. Qtq, всвою очередь, предполагает овладение широким кругом фактических сведений, относящихся к биографии и творчеству композитора, знакомство с его свидетельствами, высказываниями, суждениями о своих и чужих 4 сочинениях, взглядами на различные явления искусства XX и предшествующих столетий, с его пониманием эстетических проблем и вопросов композиторского мастерства, наконец, с его наблюдениями над собственным творческим процессом и художественной эволюцией.
Материалы этого рода богато представлены в книге, предлагаемой вниманию советского читателя. Ее содержание составляют беседы Стравинского со своим секретарем — дирижером Робертом Крафтом. Однако, по существу, это — монолог: Крафт (обозначен инициалами Р. К.) лишь задает краткие вопросы, высказывается же один Стравинский (И. С.).
Он касается множества тем: вспоминает подробности своего детства и юности, первых музыкальных учителей и русских композиторов начала века, сотрудничество с Дягилевым и участников его балетной антрепризы, музыкантов и литераторов, с которыми встречался и общался на Западе в последующие годы; детально освещает творческую историю многих своих сочинений; формулирует свои взгляды на музыкальное искусство, проблемы композиции и композиторской техники, свое отношение к классической музыке и к современному состоянию музыкальной культуры в Европе и США, заостряя внимание на ее кризисных проявлениях.
Высказывания Стравинского содержат обильный фактический материал, свидетельствуют о незаурядной широте общекультурного кругозора и эрудиции композитора, проникнуты убежденностью, отчетливо обнаруживают его позиции и изложены в интонации живой прямой речи. Эти высказывания, концентрирующие наблюдения большой, насыщенной жизни, обширный творческий опыт, итог многолетних размышлений, думается, не только будут ценным подспорьем для музыкантов и исследователей, но и вызовут интерес широкого круга любителей мемуарной литературы.
Память престарелого композитора поражает силой и цепкостью, однако по временам и она ошибается: некоторые факты в разных высказываниях освещены противоречиво, другие же — вовсе не подтверждаются (наиболее важные из таких погрешностей оговорены в комментарии и редакторских примечаниях).
Многое в высказываниях Стравинского может показаться неотразимо убедительным, но, чем убежденнее, энергичнее речь Стравинского, тем резче выступает — субъективность его суждений. Это й наибольшей мере относится к характеристикам тех представителей художественного мира, с которыми он так или иначе сталкивался. Эти характеристики порой заведомо односторонни, иногда явно несправедливы, в отдельных же случаях оскорбительны.
Когда речь заходит о явлениях искусства, чуждых или далеких ему как композитору, суждения Стравинского делаются едкими, ироничными, раздраженными или обидно небрежными. В таком тоне он позволяет себе делать замечания по адресу многих музыкантов. Таковы некоторые его высказывания о Глинке, Чайковском, «кучкистах», Стасове и др. Подготавливая русский перевод Диалогов, издательство не считало нужным «улучшать» Стравинского, сглаживая остроту таких явно пристрастных выражений; острота эта, помимо всего, составляет неотъемлемую черту его индивидуальности, манеры высказывания и лишь с особой наглядностью подчеркивает субъективную ограниченность музыкальных вкусов говорящего. Лишь любовью к «красному словцу» можно объяснить хлесткость некоторых крайне несправедливых характеристик, тем более, что они отнюдь не определяют его отношения к данному композитору в целом, а порой и противоречат другим, более спокойным и взвешенным формулировкам. Так или иначе, они остаются на совести говорящего и интересны лишь как штрихи к его собственному портрету.