Руководитель проекта зашел в бункер наблюдения неожиданно. Военные резко встали, отдавая честь, гражданские с подобострастием подавали руку. Но Борис Ильич был любезен со всеми, улыбался знакомым лицам, незнакомым кивал. Главный конструктор был не напряжен, даже шутил.
— A-а, Геннадий Николаевич, очень приятно, говорил с вашим отцом, он интересовался ходом эксперимента, спрашивал про вас. Как идет эксперимент? Графита засыпали нужное количество? Бетон прислали надлежащего качества, с зимними присадками? — Борис Ильич был в курсе всех дел. Генри сглотнул, но, бывая не раз в щекотливых ситуациях и научившись лихо врать, уверенно кивнул головой:
— Все по документации, товарищ главный конструктор.
— Ну и ладненько. Нынче нам ударные волны регистрировать ни к чему, так что ваша работа важна, продукты распада не должны выйти на поверхность. Все-таки не подземное хранилище создаем, а канал, в нем должна водиться рыбка, и по нему должны ходить корабли, а если корабли с рыбкой будут светиться, то что на это скажет мировое сообщество? Ничего хорошего. Так-с, что у нас с дозиметристами, товарищи?
Пока военные дозиметристы докладывали о готовности машин радиационной разведки, Генри испытывал муки совести. Две последние скважины он не проверил, но помятый с похмелья капитан доложил, что все в порядке. «К черту! — подумал Генри, гоня от себя липкий страх. — Не первый раз взрывают, ничего страшного не случится». Женьку он не видел, тот безвылазно сидел в «Уралах» группы физизмерений.
— Начнем, товарищи, — спокойный голос главного конструктора вывел Генри из раздумий.
Все насторожились, пошел отсчет. На последних цифрах земля чуть завибрировала от взревевших снаружи вездеходов радиационной разведки и группы фотокинофиксации. На цифре «О» пол бункера вздрогнул и заплясал, Генри даже схватился за стену.
— Отлично сработало, товарищи. Поздравляю, — Борис Ильич снова пожал руки улыбающимся сотрудникам, указал пальцем на смотровую щель, — а вот и визуальный эффект.
Над возвышенностью площадки, где разместили ядерные заряды в скважинах, поднималось облако пыли и снега, похожее на бледную поганку.
— Три Хиросимы рвануло, — произнес кто-то, а Генри стоял, завороженный невиданным зрелищем — ядерным взрывом.
Женька следил за показаниями дозиметрии, сейсмологи глядели на свои сейсмографы, и никто не ожидал, что так тряхнет. Отсчет по рации слышали только в головной машине, где находился руководитель, товарищ Филатов. От неожиданности Женька упал с табурета, а сейсмологи поперхнулись водкой из фляжки. Несмотря на запреты, все выбежали наружу. Над озером поднимался столб пыли высотой с небоскреб, как показалось Женьке. Дозиметр молчал. Стало видно, как со стороны поселка по озеру к площадке понеслись, вздымая снег, вездеходы.
— Здорово рвануло! Пошли, выпьем, все удачно, — хлопнул пожилой сейсмолог Женьку по плечу. Зашли в кунг, разлили, и тут запикал дозиметр.
— Вроде не должно быть выброса…
Но прибор показывал рост радиации на расстоянии ста метров от эпицентра. Женька выбежал, рванул дверь кунга, где сидел Филатов.
— Александр Васильевич, дозиметр…
— Сколько?
— Пока сто микрорентген в час, но растет.
— Плохо, — Филатов снял трубку полевого телефона и доложил. Выслушал, повесил трубку.
— Что-то пошло не так. В эпицентре уже почти миллирентген. Так, все по местам, и костюмы наденьте.
Народ полез в шкафы за химзащитой, других костюмов не было. Пока сидели по машинам, ожидая отбоя, сейсмолог, попивая ради профилактики лучевой болезни горячительное, неожиданно пробормотал:
— А что это у нас на бумажке нарисовано? Женя, глянь, я чего-то не разгляжу, глаза уже не те, пора очки заказывать.
— Что глянуть?
— Ну, посмотри, тут сколько максимумов?
— Так один, потом затухание.
— Нет, Женя, тут должно быть четыре, смотри, вот один, вот второй, вот третий… И все.
— Ну и что?
— Дело в том, что коммутация подрывов идет с разницей в доли секунды, но этот сейсмограф фиксирует даже эти мельчайшие отклонения. Конечно, только при определенном опыте можно разглядеть. Тебе не видно, а вот я иголочкой покажу, и ты увидишь. Видишь максимумы?
Женька присмотрелся. Да, почти незаметно, но риски на графике троились.
— И что это значит?
— Женя, ты что? — с удивлением спросил сейсмолог, отхлебывая водку. — Максимумов три, а зарядов было четыре…