Мама говорит, что эта Форика привыкла командовать в доме и что дед позволяет ей все делать по-своему.
Вот и на этот раз он ей уступил и послал к маме сказать, что мы может привезти с собой няню, которой будет платить он, как и за все остальное. Я очень надеюсь, что Галинуча согласится, не то для Дзелии это будет настоящая трагедия.
Бедная Дзелия! Я хоть жила здесь, когда была маленькой, а она, когда мы переехали в Лоссай, была двухлетней малышкой! Наверное, она будет страшно бояться Командора с его громовым голосом и грубыми манерами.
Я никак не могу привыкнуть к мысли, что буду здесь жить. Ты только представляешь, Тереза? Через несколько дней начнется учебный год, и мне придется идти в школу здесь, в Серрате, и я не увижу больше моих одноклассниц и учителей, кто знает, в какой класс я попаду, а они уже все друг друга знают и будут дразнить меня из-за кос и называть очкариком, я уверена.
Но самое невыносимое это то, что я не увижу больше тебя, что мы больше не сможем кататься на коньках на площади Гарибальди или болтать в нашем убежище на чердаке… и что у нас дома, на улице Мазини, будут жить чужие люди, и какая-то мерзкая девчонка будет спать в моей комнате и выглядывать из моего окна, и звать тебя играть, как это делала я…
Тереза, поклянись, что ты не станешь с ней дружить и останешься верна мне. Помни, мы связаны кровной клятвой.
7 СЕНТЯБРЯ, 11 часов утра.
Видишь эти пятна, Тереза? Вчера я столько плакала, что заснула прямо за столом, не закончив письма, и маме пришлось отнести меня в кровать на руках. И сегодня утром лицо у меня было все опухшее и глаза красные, как помидоры, и знаешь, что случилось? В восемь, когда мы завтракали, к нам зашел Командор договориться с мамой о последних деталях насчет переезда и когда увидел меня, то воскликнул: «Мама мия, надеюсь, ты не собираешься распускать нюни у меня дома! Тогда уж лучше возвращайся в Лоссай и попрощайся с кем хочешь, чем рыдать, как испорченный фонтан. У тебя еще будет время привыкнуть к новому месту».
Так что через два часа я тоже сажусь с мамой в поезд и возвращаюсь домой! Я даже не отправлю это письмо – просто возьму его с собой в кармане и сегодня ночью суну тебе под дверь по дороге наверх. И завтра утром, еще до нашей встречи, ты уже будешь знать все, что произошло.
До наискорейшего свидания, твоя
Часть вторая
Глава первая,
в которой Диана, обливаясь слезами, прощается с прошлым
Командор дал маме пять дней и ни днем больше, чтобы собрать вещи и организовать переезд. Да и о каком переезде мог идти разговор, вся мебель оставалась здесь, кроме колыбели Дианы и, после нее, Дзелии, которая теперь служила подставкой для цветов в гостиной. Колыбель была старинной, она принадлежала семье Мартинец вот уже несколько поколений, и мама ни за что не желала с ней расставаться (несмотря на то что теперь, когда Манфреди уже не было, представлялось маловероятным, что у нее может родиться еще один ребенок), так же, как не пожелала расстаться со своим фортепьяно.
Все остальное, включая картины, ковры, столовое серебро, которым они пользовались ежедневно, продали оптом (благодаря помощи доктора Казати) какому-то антиквару. Он пообещал забрать все лишь после их отъезда: милосердный жест, который избавил бы бедную синьору и ее дочурок от грустного зрелища – как их вещи попадают в чужие руки, голых стен и опустевшей, словно после урагана, квартиры.
Аурелия тоже осталась с ними до последнего и попрощалась на лестничной клетке, будто они уезжали в обычный отпуск на континент и должны увидеться через каких-то три недели. Правда, сейчас с ними не было Манфреди, который возглавлял обычно всю компанию, и вместо его чемоданов среди багажа находились вещи Галинучи.
Фортепьяно, два велосипеда и пять сундуков с зимними вещами, постельным бельем, книгами и игрушками девочек уже отправили прошлым вечером на грузовике, высланном Командором.
Настала их очередь. Со всеми друзьями они уже попрощались, лишь Диана и Тереза никак не могли разомкнуть объятия. Последнюю ночь они спали вместе у Дианы, тесно обнявшись в старинной кровати с изогнутыми стенками, которая завтра уже будет выставлена в витрине антикварного магазина. Заснули они за полночь после того, как горько проплакали и снова и снова клялись в вечной дружбе и верности.