Как ни странно, здесь не было холодно, хотя и прохладнее, чем в комнате. Диана подождала (сама не зная — чего именно), а потом резво сняла штанишки и проделала все, чему ее научила волшебница. И ей это даже понравилось — забавно ведь, как игра! Вымыла руки с мылом и довольная пошла обратно в комнату. У порога разулась, и пошла по полу в одних дырявых носках — пол был покрыт ковриками и ковровыми дорожками, так что ногам совсем не было холодно.
***
Уна проснулась совсем рано, еще затемно, хотя необходимости в этом никакой не было. Просто проснулась, и все тут! Темно, тихо, за окном непроглядная тьма. Кахир еще посреди ночи выпросился на улицу — носиться под звездным небом по морозному лесу — что лучше этой забавы? Так он считает, не Уна. Откуда она знает, что он так считает? А знает, да и все тут! Если он может угадывать ее мысли — почему ей не обладать таким умением? Столько лет вместе — каждый пук друг друга известен и определим.
Встала, накинула на себя халат — спала, как всегда, обнаженной — так привыкла, и так ее учил Учитель. Во сне тело дышит и соединяется с пространством посредством открытых энергетических каналов. А если закрылась, закуталась в толстые тряпки — никакого тебе соединения.
Впрочем, Уна никакого такого соединения не чувствовала. Просто ей было приятно ощущать обнаженной кожей тонкую ткань одеяла и мех верхнего, мехового. Она накрывалась им тогда, когда печка выстывала и становилось холодно.
Поднявшись, подошла к печи и послушала дыхание девочки. Убедилась — та жива, спит крепко и спокойно. Хорошо! Улыбка невольно вспорхнула на лицо Уны. Странное дело, да — раньше Уна улыбалась не так часто, а вот теперь, когда появился этот найденыш…
Странная девочка. Непохожая на местных. Местные — в основном блондинки, как и положено северянкам, ширококостные, сильные, и что греха таить… не очень красивые. Хотя… как это рассмотреть. Если с точки зрения южанки Уны красивая женщина должна быть утонченной, худенькой, гладкой и не очень большой — местные считали, что красивая женщина обязательно широкобедрая, плечистая, мощная! И мешок муки поднимет, и пьяного мужа домой отнесет, и лошадь на скаку кулаком срубит. И ребенка легко родит. А такие как Уна — ущербные, несчастные, никудышные.
Впрочем, так оно и есть — Уна никудышная, раз не может родить. И ничего с этим не поделать. Еще когда она была ребенком маги-лекари сразу определили: неспособна на роды. Потому ее судьба и была такой… хм-м… неправильной. Не такой, какой положено быть судьбе «порядочной» принцессы. Что по большому счету ее и спасло.
Мысли, мысли… чего тут думать? Завтрак надо готовить. Скоро девчонка проснется, и ее надо будет откармливать. Именно откармливать, а не кормить — такую худобушку надо как следует пичкать едой. Пока не наберет нормальный вес. А то как птичка певчая — одни ножки, да клювик!
Улыбнулась. Ага, птичка певчая! Так завопила… птичкам и не снилось! Голосяра — как… как… хм-м… непонятно — у кого. До сих пор в ушах звенит!
Уна весело хихикнула (она вообще не любила долго печалиться), и принялась шарить по закромам в поисках пряностей. В суп надо было добавить не просто пряности, а еще и те, которые возбуждают аппетит и подстегивают жизненную силу. Пусть быстрее восстанавливается! Пусть нагуливает аппетит!
Быстро, и без брезгливости, разделала мясо принесенное Кахиром. Не для себя — для пациентки. Сама и кашку с тыквой поест — полезно и вкусно. Поставила котел на плиту, добавив в печь на уголья свежих поленьев (ночью пару раз вставала, подбрасывала, уже в привычку вошло). Дрова сама напилила — летом и осенью. За то время, что здесь живет, обросла инструментами, в том числе и стальной пилой, довольно-таки большой ценностью в лесном краю. Без пилы дров не напилишь, придется нанимать работников, деньги платить. А Уне в охотку попилить бревна — двигаешь рукоять пилы и думаешь о своем… вжик-вжик, вжик-вжик… успокаивает, как медитация. Теперь вдвоем пилить будут — вдвоем-то сподручнее!
Почему уверена, что вдвоем? А некуда девчонке уходить. Не местная эта девочка. Почти что копия Уны в детстве — такая же темненькая, ушастенькая, худенькая. Как дочка! Если бы Уна могла родить.
Взгрустнулось, но тут же грусть вытеснили мысли о другом. Что-то давно не было больных, целую неделю. Так-то оно вроде и хорошо — для людей хорошо — но ей-то на что жить? Не хочется заветную заначку потрошить. Это только на крайний случай.
Оделась, пошла к проруби, захватив с собой здоровенный лесорубный топор. Махала им Уна очень ловко, как завзятый мужик, и скоро в разлетающихся ледяных брызгах забурлила темная вода. За ночь прорубь крепко промерзла, так что с первого-второго удара не сдалась. Мороз крепчает!