Тележку трясло, песня прыгала и рвалась: «А-а-а… у-у-у…», но всё равно было прекрасно ехать по лунному саду, пахнущему яблоками и отсыревшей к ночи землёй.
Коля был моим охотничьим другом. Сколько немереных километров прошли мы вместе, о чём только не было переговорено у неторопливого ночного костерка! Я провёл у Коли почти весь следующий день. Он показывал мне сад. Пыж останавливался у холмиков свежекопаной земли, шумно сопел: где-то под нами, в таинственном саду корней, прокладывал свои ходы крот.
— Приезжай, когда откроется охота по чернотропу! — прощался со мной Коля. — Пропасть, сколько стало кабанов!
Будто сообразив, о чём идёт речь, Пыж напомнил о себе, ткнул в руку носом: «Соглашайся, чего там!»
И я пообещал:
— Приеду!
ОСЫ, ШЕРШНИ И ЩУРКИ
Запах яблок — один из самых моих любимых. Он говорит о довольстве осенней земли и радостном труде садовода. Теперь у меня в лодке пахнет Колиным садом. Целый ящик великолепных яблок!
Их сразу оценили осы. Пахучая струя, которая тянется за лодкой, притягивает их с близких берегов.
Осы вызывают у меня одно и то же воспоминание: летнее погожее утро, открытая веранда, где пьём мы чай, солнечные зайчики на стенах и потолке, сирень и птичий щебет за окном — и непременно оса, нащупывающая своим хоботком что-нибудь сладкое. За это воспоминание я отношусь к осам с симпатией.
Чем можно им поживиться в сентябрьском лесу? Отцветающие ромашки, скабиозы, лиловые головки татарника… Если повезёт — груши-дички, ягоды тёрна, лесные яблочки-кислушки, шиповник.
А тут — отборные плоды сорта «осеннее полосатое»! Сладкие и ароматные! Как только осы улавливали пахучий «шлейф» лодки, они без сожаления расставались с тощими головками татарника и кидались в погоню. Они ползали по лодке, забирались мне в волосы и щекотали шею. Они искали лазейку в заветный ящик. На нём сидел Пыж. В густой Пыжовой шубе устойчиво держался запах «осеннего полосатого». Осы липли к Пыжу, как к мёду. Он отщёлкивался по-волчьи.
Чак! — мимо. Чак, чёлк!
— Ох, смотри, Пыж, «рубанёт» тебя оса!
Чёлк, чёлк! — опять мимо. Чак! — и пёс вскочил, завертелся, скалясь и строя рожи, отплёвываясь от осы. Лодка накренилась. Пыж спрыгнул и поплыл к берегу: ну тебя с твоими яблоками!
А в ящике шло пиршество. Осы выгрызали в яблоках пещеры и, опьянев, засыпали. Я извлекал их соломинкой, вялых и сонных, сомлевших от блаженства. Выбранные осами яблоки были всегда самыми спелыми и сладкими.
Шершень — тоже оса, только раза в два больше. Но жалит больнее, чем оса, не в два раза, а, пожалуй, раз в десять. Разнесёт укушенное место и, бывает, даже температура поднимется. Правда, пи осы, ни шершни первыми обычно не нападают.
На открытом берегу я увидел необыкновенную лесную яблоню. На всех диких яблонях яблоки с грецкий орех, а па этой — как в Колином саду. Захотелось мне отведать лесного яблочка и сравнить с теми, что были в ящике. Я забрался на дерево, тряхнул. Посыпались яблоки. И тут же раздалось грозное гудение. Шершни! Я спрыгнул, подхватил первое попавшееся яблоко и кинулся бежать.
Целое и красивое снаружи, яблоко было почти полностью выедено изнутри. Одна кожура. Так обработали его шершни. Я всё-таки попробовал его. Оно было не таким вкусным, как из сада, но несравненно слаще, чем другие дички. Сидел, наверное, на берегу рыбак, грыз, глядя на поплавок, яблоко, кинул через плечо огрызок, и поднялось из него дерево; сманившее шершней со всей округи.
Там, где много ос, много и щурок. Осы — их излюбленная добыча. Оперенье у щурок, как у райских птиц, окрашено красным и жёлтым, синим и зелёным. Щурки — землекопы, роют для своих гнёзд норки. Только селятся не поодиночке, как зимородки, а компанией. Не раз я видел поселения щурок в подмытых рекой берегах. Осыплется берег, и откроется обрыв, слоёный, как торт наполеон. Верхний слой, самый чёрный, густо пророс корнями трав. Под ним серый, посветлее. А дальше и жёлтый, и коричневый, и снова чёрный. Так меняла своё русло речка, наносила глину, ил и песок. Щурки для своих гнёзд выбирают слой помягче. Весь этот пласт, как из пулемёта, чёрными дырками прострочен.
Однажды, когда я подплыл к такому обрыву, выпорхнула из норок стайка пёстрых и стройных, чуть поменьше скворца, птиц — щурок. Будто радуга вспыхнула над рекой! И затараторили наперебой, как камешки в ручье посыпались: «Чюр-р-р, чюр-р-р, чюр-р-р…»