— Мы можем вернуться когда угодно, — сказала Ятима.
— Прекрати! — Паоло рассмеялся, скорее уходя от спора, чем пытаясь егоё атаковать. — Ты знаешь, что это неправда. Мы уже шесть тысяч лет истратили. Мы сами себе незнакомцы.
— Это вопрос цели. Чем быстрее мы вернемся, тем легче будет воссоединиться с остальными.
— Давно миновал момент, когда можно было развести руками и вернуться ни с чем, — непоколебимым тоном ответил Паоло. — Если сейчас мы смиримся с неудачей и отправимся вспять, значит, поиск с самого начала ничего не стоил.
В восьмой макросфере нашелся третий артефакт, а в следующей — четвертый. Формы и размеры, конечно, варьировали в зависимости от числа измерений, но, за исключением случайных микрократеров, степень различий артефактов из вселенных одной размерности едва поддавалась определению. Когда они начали пробоотбор материала артефактов в соответствующих позициях, запустили туда фемтомашины и попытались воссоздать их маршрут так точно, как только могли, а затем потребовали поиска корреляций, выяснилось, что значительные порции данных совпадают. Но не все.
То же самое и в десятой макросфере. В одиннадцатой. В двенадцатой. Артефакты медленно меняли форму. Десять-двадцать процентов данных в каждом экзабайте, отобранном в соответствующих позициях, не совпадали.
— Это как укладка плиток в орфеанских коврах, — сказал Паоло. — Вот только мы не знаем динамики и не можем вывести законы, управляющие переходом от фрейма к фрейму.
Ятима задумалась, а не стоит ли забросить столь тщательное обследование.
— Это безнадежная работа. Не стоит больше дырявить каждый артефакт, пытаясь составить впечатление об Алхимиках по их технологиям.
Паоло отрезвленно кивнул.
— Согласен. Проще всего понять природу этих штук, спросив у их создателей.
Они автоматизировали процесс. Экзоличности будили хозяев, погружали в гибернацию и клонировали по мере необходимости. Они обзавелись восьмимерными органами чувств и восседали на балках восьмимерного спутника Пинатубо, наблюдая, как перпендикулярные пары грациозных трех- и пятимерных артефактов появляются в поле зрения и, повернувшись, исчезают из виду. Они словно бы съезжали по перилам винтовой лестницы, от макросферы к макросфере, от измерения к измерению.
На девяносто третьем уровне контакт между полисом и сингулярностью двенадцатого уровня оборвался. На сто седьмом уровне сингулярность двадцать шестого уровня проскользнула на десять тысяч лет.
Ятима начинала паниковать.
— Мы идиоты. Это никогда не закончится. Они наверняка на шаг впереди и копируют эти фиговины, как только мы перепрыгиваем.
— Ты ведь и сама в это не веришь. Разве на Стриже не ты уверяла меня, что у них не может быть дурных намерений?
— Я малость изменила свою точку зрения.
Они долго спорили, выдохлись и впредь сидели в молчании, когда контрольная программа докладывала о разрывах в цепи. Коль скоро возвращаться они не намеревались, переживать из-за этого не было смысла.
Артефакты медленно меняли форму.
Когда триллионный уровень остался позади, в каждой вселенной их внезапно стало по паре. Их относительное расположение оставалось постоянным, хотя между отдельными артефактами простирались сотни километров вакуума.
— Не хочешь остановиться и разобраться, как они добились такого эффекта? — предложила Ятима.
— Нет.
Над временем, нужным, чтобы выковать очередное звено цепи, они были не властны, но субъективное ускорили так, чтобы просыпаться только на каждом десятом… каждом сотом… каждом тысячном уровнях.
Появился третий артефакт, за ним четвертый.
Они начали дрейфовать — это наблюдалось от уровня к уровню — и сливаться.
Один за другим появились еще три артефакта, все расположенные недалеко от большого центрального. Понемногу расстояние между ними сокращалось. Как только путешественникам показалось, что объекты вот-вот столкнутся, возник четвертый артефакт, а крупный в центре — приобрел несколько большее сходство со сферой. Сфероид ужимался, разбухал, ужимался… исчез. Четвертый объект из второго множества меньших артефактов подрос в размерах до того, который появился первым в шестой макросфере. Больше ничего не осталось.
Еще десять триллионов уровней почти ничего не происходило, единственный оставшийся артефакт исподволь менял форму. Потом он внезапно усох до одной десятой… одной сотой исходного размера.