— Я остаюсь собой. Ну, я так считаю, что это я.
— Прискорбно.
Иносиро активировал адрес, и они прыгнули в искусство-странство Хасима.
Иконки исчезли: здесь они были простыми наблюдателями. Ятима обнаружила, что глазеет на красноватый кластер пульсирующих органов, прозрачное месиво тканей и ликвора. Части его меняли форму, растворялись и перемешивались. Оно походило на плотчицкий эмбрион и все же не отличалось особой реалистичностью. Техника отображения тоже менялась, выявляя различные структуры: Ятима видела тонкие связки и сечения органов на проходящем свету или кости как бы на рентгеновском снимке, тут же в поле восприятия ворвалась ажурная тенистая сеть нервной системы, обнажая все уровни от миелина до жировых слоев, а потом — россыпь заточенных в везикулы нейротрансмиттерных молекул, высвеченных магнито-резонансным импульсом на радиочастоте.
Там была пара тел. Близнецы? Одно размерами превосходило другое, иногда во много раз. Они смещались с места на место, крутились одно вокруг другого, вытягивались и скручивались, пока длина волны, на которой велось отображение, стробоскопическими вспышками скакала по разным участкам спектра.
Одно плотницкое дитя стало стеклянной статуей, чьи нервы и кровеносные сосуды облеклись оптоволоконной оболочкой. Внезапный, почти устрашающий сполох белого пламени высветил живых, дышащих сиамских близнецов, немыслимо рассеченных так, что обнажились розовато-серые мышцы и сплавы с эффектом памяти, пьезоэлектрические силовые приводы — анатомии плотчика и глейснерианца перемежались. Картинка опять мигнула и показала роботенка в плотницкой утробе, сверкнула опять — и явила карту памяти гражданина полиса в той же плотской женоматке, скачком переключила масштабы, демонстрируя коко-нооплетку из опто- и электронных кабелей, надежно сковавшую движения женщины. Рой наномашин брызнул сквозь кожу, и все затянула завеса серой пылетьмы. Теперь парочка плотских детей прогуливалась рука об руку, не разнимая ладошек. Или отец и сын, или глейснерианец и плотчик, или гражданин и плотчик… Ятима бросила следить за переменами и позволила потоку образов захлестнуть себя. Две фигурки в молчании бродили по центральной улице большого города, а над их головами воздвигались и рушились белые башни, пустыня и джунгли наступали на город и откатывались от него.
Точка восприятия Ятимы, перейдя в подчинение работе, закружилась вместе с фигурами. Онона увидела, как те обмениваются взглядами, прикосновениями, поцелуями — и, да, как ни ужасно, ударами: правые руки каждой сжались в кулак. Затем на парочку снизошел мир, и все опять расплылось. Меньшая взгромоздила большую себе на плечи, и вес пассажира перетек в носильщика, будто песок в песочных часах.
Родитель и ребенок, родственники, приятели, любовники, просто встречные: Ятиму захватило их родство. Произведение Хасима было чистейшей вытяжкой идеи дружбы, как она есть — дружбы, преодолевающей все препоны. И было это эффектом кругозорки или нет, Ятима чувствовала, как внутри нарастает радость оттого, что онона здесь и видит его — принимает в себя некую часть произведения, прежде чем картинка эта исчезнет, растворится мимолетным сполохом энтропии в охлаждающем потоке Эштон-Лаваля.
Окружение отвело точку восприятия Ятимы прочь от парочки. Онона провела с ними от силы несколько тау, но весь город успела затянуть ровная короста пустыни, так что, кроме удаляющихся фигур, вокруг взгляду не за что было зацепиться. Онона прыгнула за ними следом и обнаружила, что прилагает усилия по юстировке координат, просто чтобы оставаться на месте. Ощущение престранное: у Ятимы сроду не водилось осязания, а с ним чувства равновесия или проприоцепции — эти плотницкие рудименты в базовом дизайне полиса Кониси не были предусмотрены. Тем не менее окружение как будто пыталось вытолкнуть егоё из себя, а емей, в свою очередь, приходилось ускоряться, компенсируя этот иллюзорный напор, и все это так отчетливо напоминало физические усилия, что онона едва не поверила, будто воплощена.
Внезапно обращенная к Ятиме лицом фигура состарилась, щеки запали, глаза покрылись бельмами. Ятима попыталась переместиться так, чтобы взглянуть в лицо другой — и окружение послало егоё в полет над пустыней, но на сей раз в противоположном направлении. Онона яростно сопротивлялась, отвоевывая расстояние, отделявшее егоё от… матери с ребенком, потом от распадающегося на части и восстающего из пыли в сверкающей новизне роботов, и хотя двое не разжимали рук, Ятима почти чувствовала неведомую силу, что пыталась расцепить их.