В условиях исключительно сильно искривленного пространства-времени ранней Вселенной бесчисленные вакуумные червоточины «выдавились из корзинки» и обрели иное воплощение. Большей частью они сформировали пары частиц и античастиц, как электроны и позитроны, реже — комбинации с меньшей симметрией, состоявшие, например, из электрона у одного конца червоточины с трехзубчатым ветвлением до триплета кварков (означавшего протон) у противоположной горловины.
Таково было происхождение всей материи. Волею случая вакуум содержал немного больше электронно-протонных червоточин, нежели их античастичных партнеров — позитронно-антипротонных, и такое количественное преимущество зафиксировалось при расширении и остывании до точки, где синтез частиц приостановился. Если бы не эта едва заметная несимметричность, каждый электрон и каждый протон аннигилировали бы со своими антисимметричными партнерами, и во Вселенной не осталось бы ничего, кроме микроволнового фонового излучения, распространяющегося в пустом пространстве.
Сама Кожух в 2059 году отмечала, что если такая версия космологии Большого Взрыва верна, то каждый уцелевший электрон каким-то образом связан с протоном. Новые червоточины с известными концевыми точками можно было синтезировать, просто создав пары электронов и позитронов, но существующие червоточины уже разбросало по межзвездному пространству. Почти двадцать миллиардов лет вырванные из первозданного вакуума соседствующие частицы дрейфовали по Вселенной, а та расширялась, эволюционировала, охлаждалась. Теперь партнеров разделяли тысячи световых лет. Теоретически каждая песчинка, каждая капелька воды на Земле содержала бесчисленное множество путей к сотням миллиардов звезд Галактики, а то и за ее пределами.
Но не было во Вселенной ничего, способного пройти через горловину червоточины, соответствующую элементарной частице. Все известные частицы характеризовались одним и тем же квантовым числом площади поверхности, а значит, вероятность любой из них протиснуться через чужую червоточину равнялась в точности нулю.
Проблема не была абсолютно непреодолима. Когда электрон и позитрон сталкивались, их червоточины «сплющивало» конец к концу, а две горловины исчезали. Результатом столкновения было излучение пары гамма-фотонов. Но если червоточины сталкивались не электрон к позитрону, а электрон к электрону, то энергия, в обычных условиях терявшаяся в виде гамма-лучей, улавливалась и тратилась на расширение горловины новой, рассеченной червоточины!
Для этого требовалась не слишком большая энергия — всего два гигаджоуля, эквивалент теплоты плавления шести тонн льда. Но сконцентрировать ее надлежало в объеме, который был во столько же раз меньше ледяной глыбы, во сколько раз та — меньше наблюдаемой Вселенной. Червоточины, возникшие при рассечении исходной по схеме «электрон к электрону», были проходимы только для элементарных частиц, но если вовлечь в процесс «нарезки» несколько миллиардов червоточин, результирующая червоточина расширилась (а не удлинилась) бы в достаточной степени, чтобы сквозь нее могла протиснуться умеренно сложная наномашина.
Габриэль слыхал, что глейснерианцы тоже рассматривали направление, связанное с искусственными червоточинами, но решили заняться им попозже, через несколько тысяч лет. По сравнению с технологиями, способными открыть неисчерпаемую россыпь порталов к другим звездам в песке под ногами, постройка обычного межзвездного флота выглядела детской забавой. Впрочем, располагая найденными библиотекой Картер-Циммермана 3017 рецептами создания червоточин, можно было убить тысячу лет в поисках верного решения. Сроки Габриэля не пугали. Он находил в них высшее оправдание своему долголетию. Если бы у него не возникло великой цели, путь к которой отнял бы столетия, ему бы ничего не оставалось, как дрейфовать от одного увлечения к другому, между увлечениями и эстетическими предпочтениями, приятелями и любовницами, успехами и провалами. Он был бы вынужден начинать жизнь с чистого листа не реже раза в пару гигатау, пока разница между непрерывно продолжающимися существованиями не стерлась бы окончательно.
Окрыленный вновь обнаруженными возможностями, он поплыл сквозь окружение к первой гипотезе.