Он обернулся на своих людей, подыскивая по внешности близкого к Хубилаю.
— Роберто, подойди сюда...
Попец, оставленный дежурным по рубке управления, чуть сдуру не всадил заряд бластера в лоб неожиданно появившемуся в проеме двери Хубилаю. И немудрено. Тот был наряжен в униформу Службы спасения и до синевы выбрит. Зрелище для его подручных дикое. Но, узнав наконец шефа, Попец вытянулся перед ним во фрунт.
— Вот что, Никита... — рассеянно бросил Хубилай, не обращая внимания на имевшее место недоразумение и оглядываясь в поисках свободного сиденья. — Я убываю на Инферну. Один.
— А?.. — недоуменно начал было Попец, но тут же и осекся.
— За старшего формально оставляю Гусмана, — продолжил шеф, не обращая внимания на подавленную в зародыше реплику пилота. — А для тебя у меня есть задача поважнее...
Он опустился в кресло штурмана и закинул ногу на ногу. Достал из кармана и поднял на уровень глаз оптомагнитную карточку — обычную на вид. Поверх карточки он пристально уставился на сподобившегося неслыханной чести подручного.
— После того, как я убуду на боте, — стал объяснять он, наблюдая за тем, достаточно ли ясно тот его понимает, — ты введешь программу с этой карты в главный бортовой... Сделаешь это так, чтобы никто не знал. Ты понимаешь меня? Это очень важно.
Попцу просто поперек горла стояла эта манера Кублы разговаривать со своими подчиненными как с полными идиотами. Но он уважительнейшим тоном заверил шефа, что понимает его, как никто другой.
— После этого будь все время начеку. До тех пор, пока я не вернусь... Не вздумай ужраться спиртным или проспать события. Я приказал, чтобы дежурный, в случае чего, поднял тебя на ноги в первую очередь...
Кубла снова осведомился, хорошо ли его понимает Попец, а Попец заверил его, что хорошо.
— Так вот, если возникнет опасность потерять корабль, — успокоенно продолжил Хубилай, — либо «черти» пригонят эсминец, либо федералы доберутся до нас... До вас то бишь... Тогда ты вот этим ключом, — на свет божий явилась вторая карточка, на этот раз простая магнитка — ключ от капитанской каюты, — отопрешь мою каюту и заберешь кейс. Он будет закреплен на полке над лежанкой. Сам понимаешь, есть кое-какие вещи, которые я не могу тащить с собою туда... Потом с кейсом лезешь в капсулу экстренной эвакуации и оттуда по общей сети загрузишь в комп вот эту команду...
Кубла вытянул из непривычного ему кармана фломастер и тут же, на карточке, написал несколько букв и цифр.
— Легко запомнить, правда?
— Легко, — согласился Попец.
— Вот и я так думаю, что легко... — Хубилай заглянул в глаза своего особо доверенного лица. — Но только запомни: после этого у тебя в распоряжении останется только сорок минут. Ты должен будешь врубить движок капсулы на полную мощность и уходить от корабля на всех шести «g» как можно дальше. Потому что ровно через сорок минут главный движок «хлопнет». Рванет!
— А-а?.. — подавился недоумением Попец.
— Тебя волнует судьба твоих товарищей? — ухмыльнулся Кубла.
— Ни хрена она меня не интересует — их судьба! — торопливо зашептал Попец. — Я-то... Я-то куда денусь на этой капсуле дурацкой? Ведь это же не ближний Космос... Отсюда до планеты...
— В Службе спасения здесь — как видишь — сплошь наши люди, — растолковал ему шеф. — А в случае чего ты ничего не слышал, ничего не знаешь и ничего не помнишь. А кейс... Там из него петля торчит, такая характерная. В случае риска — выдернешь. Сработает пиропатрон. Только отбрось от себя подальше... Ну... в таком случае иди в отрицаловку. Никаких показаний — никому. Ни «чертям», ни своим. Об адвокатах для тебя уважаемое общество позаботится. Даже если Кубла (удивительное дело, Хубилай помянул себя в третьем лице) на этой затее и свернет голову...
В рубке наступило молчание.
Попец, конечно, понимал, что надо было бы воспротивиться столь пессимистическому предположению, но осознание того, что шеф бросает их всех — а его самого в особенности — на произвол судьбы, причем судьбы, контуры которой в ближайшем будущем прочитывались слишком ясно, парализовало его на секунду-другую. Это не осталось незамеченным.
— Да ты, я вижу, и вовсе раскис, — сказал Хубилай в пространство перед собой. — Пожалуй, я напрасно...
— Вы можете положиться на меня! — торопливо начал исправлять свою оплошность похолодевший от ужаса Никита. — Но я... Что это вы так настроились, шеф?.. У вас не бывает неудач!
Некоторое время Хубилай тяжелым взглядом рассматривал его снизу вверх, поскольку Попец не решался опуститься в пилотское кресло и продолжал стоять перед хозяином на полусогнутых, чтобы не слишком возвышаться над его священной персоной. Выдержав впечатляющую паузу, Кубла швырнул ключ-карту на пульт и поднялся на ноги.
— Ну что ж... Я рассчитываю на тебя. Ты не пожалеешь о том, что я оказал тебе доверие. Если, конечно, оправдаешь его...
Попец поглядел вслед шефу, за которым отрезала проход в осевой коридор стальная гильотина гермодвери, и тяжело опустился на сиденье кресла пилота.
— Да, да... Ждите меня через пару минут, — пообещал Хубилай в трубку ручного селектора и, повернув рукоятку, вошел в оставленный предусмотрительно открытым капитанский бокс. Вынул из полки-фиксатора плоский кейс и открыл его. В кейсе действительно лежал пиропатрон, и петля, продетая через его чеку, была выведена наружу через пропил в окантовке одной из створок. Осмотревшись вокруг, он прихватил с капитанского стола несколько папок с бумагами и дискет и, не интересуясь их содержимым, бросил в кейс. Взвесил его в руке. Главное, чтобы он не казался пустым. Человек, которому при плохом раскладе карт судьбы предстояло вместе с «Микадо» исчезнуть в пламени аннигиляционной вспышки, должен был до конца питать иллюзию, что по крайней мере несколько часов он еще будет ему — Хубилаю — необходим...
Свен Севелла назначил Рею Яшми встречу на время, крайне неудобное для Кима Яснова — ровно за час до предстоящего рандеву Джона К. Крюгера с господином Раковски, которое следовало держать под неусыпным контролем. Поэтому, поднимаясь по ступеням выстроенного «под барокко» особняка известного на всю Диаспору мецената, агент на контракте был настроен решительно: брать быка за рога с первых же слов предстоящего разговора.
Но человек предполагает, а бог — располагает. В обширном вестибюле, куда попал господин Яшми, преодолев ступени крыльца и массивную дубовую дверь, отпертую перед ним самым настоящим лакеем, его ждало основательное испытание нервной системы. Облаченный в изысканный вечерний костюм сухонький и проворный господин Севелла извинился перед своим гостем за то, что не сможет уделить ему достаточно много времени, так как имеет свои планы на этот вечер. Однако вместо того, чтобы сразу перейти к деловому разговору, он неожиданно предложил гостю пройти в картинную галерею, которая располагалась в крыле его жилища, полюбоваться коллекцией «иллюзий». То, что этой чести удостоился гость, не сообщивший в своем письме конкретной цели своего визита, насторожило Кима. Кого попало Свен Севелла в свою галерею не водил. Видимо, меценат своевременно навел о господине Яшми справки, а теперь зачем-то тянул время.
Панно Предтечей поразили Кима. До этого он видел всего два или три небольших фрагмента этих гипнотизирующих творений, выставленных в городском музее Коппертауна на Синдерелле. На Инферне он их не встречал никогда. Поймав себя на том, что «разменял» уже второй десяток минут, он перешел в наступление.
— Неужели вам никогда не предлагали расстаться хотя, бы с некоторыми из этих панно? — деланно удивился он. — За соответствующую цену, разумеется?
На узком личике господина Севеллы обозначилась утонченно презрительная улыбка.
— В Диаспоре обитает народ не бедный, хотя и прижимистый, — сообщил он наивному гостю. — Тем не менее здесь не найдется такого богача, который бы позволил себе заплатить хотя бы за самое маленькое из моих панно...
«За какие же шиши приобрел их ты, старый сквалыга?» — машинально подумал Ким, а вслух спросил (все с тем же подчеркнуто деланным любопытством):