Полиция прибыла через две минуты. Соседа снова скрутили и увели, а совсем еще молодой мальчишка-патрульный остался выслушивать мои показания. Когда я перечитывала свои же признания, в дверь без разрешения вошел Костя в штатском.
Мальчик распрямился и поздоровался.
Костя пробежал взглядом показания и я с затаенным восторгом подумала, как он нравится мне таким: жестким. Не потому ли все мои отношения разваливались, как крылья Икара? Потому что любой, кто пытался меня любить, вызывал лишь неловкое глухое недоумение.
Я молчала, пока он провожал ребят до двери.
Молчала, пока он сидел напротив меня, избегая встречаться со мной глазами. Лишь когда он прокашлялся, собираясь заговорить, слегка повернула голову.
— Ты… Ты…
Молчание.
Что за дурь? Что я мнусь, как томная малолетка?
— Кость, я в эти дни поняла, что ненавижу тебя за то, как ты меня со мной обошелся. Этого достаточно? Или ты подозреваешь, что я не все сказала твоим друзьям?
Он, наконец-то, посмотрел на меня. Я пожалела, что не подумала, как упомянуть вопрос про фото в купальнике.
— Лен, ты мне всеми способами дала понять, что я тебя утомил. И собой, и своими признаниями. Я дал тебе «воздух».
— Я не просила воздуха! Я просто честно сказала, что для меня твое пришествие — шок! Если бы я хотела, чтоб ты ушел, я бы прямо тебе сказала! Я была счастлива, мать твою! Просто не в силах еще это осознать! Ты не понимаешь?
Он пожевал губами, посмотрел на плиту.
— Понимаю. Покормишь?
Я покорно кивнула.
Налила ему супа, нарезала хлеб. Костя молча поел, осторожно дуя на ложку. Как-то вскользь, в сторону, чуть ли не извиняясь, сказал:
— Я ничего и никому не рассказывал. Просто сам факт, что я был тут, когда нашли нож…
Я отмахнулась. Это я и сама уже поняла. Он совершенно не походил на бабника, каким его выставлял участковый. Я ничего уже в этой жизни не понимала. Сказала просто.
— Я так ждала тебя, что бросалась на каждый звонок в дверь. Когда ты пришел, у меня просто нервы сдали от ожидания.
Что-то холодное появилось в его глазах. Я в священном ужасе подумала: он такой же! Точно такой, как я. Он любил не саму меня; мечту обо мне. Моя любовь ему не особенно интересна: у него есть своя.
— Ты имеешь какое-то отношение к смерти той девушки?
— Нет, — отрубила я. — Не имею.
— А твой арест? А твои угрозы?
— Я была пьяная…
— И?
— Й!
Он улыбнулся, не сводя с меня глаз.
— Я уже сто раз рассказала. Тайные убийства — не мой конек. Когда я только пыталась, на мои вопли съехались три машины. Ее брат, конечно, здорово мне подгадил своими показаниями, но в принципе да. Я ей угрожала, желала сдохнуть и все такое. Но в день убийства, я была на работе.
— Ее убили в ночи, — прошелестел Костя.
— Откуда ты знаешь? — резко спросила я, начиная подозревать его снова.
— Я — полицейский, любовь моя!
— Больше смахиваешь на психа, который грохнул одну соседку и стал присматриваться к другой.
— Да, точно! Грохать соседок — самое любимое мое занятие, — Костя плавным, неуловимым движением взял лежавший на столе нож.
Я не двинулась с места. Если он собирался убить меня, то прекрасно рассчитал время. Соседа только что увезли в наручниках, никто его не услышит. Соседи, измученные воплями, вызовут полицию, но…
Я осталась сидеть на месте, не сводя с него глаз. Так и застряла мыслью на этом «но», потому что дальше ничего не смогла придумать.
— Ты — подозреваемая, — сообщил Костя. — Так что если ты что-то делала, лучше скажи сейчас. Возможно, я что-нибудь смогу сделать.
— Для начала убери нож, ты меня нервируешь. Хорошо, если ты настаиваешь… Я делала порчу на смерть и молилась, чтобы Боженька прибрал эту тварь!
— Это не смешно, Лена!
— Что я могу поделать? С утра воняло пакетом с обосранными памперсами и тестами на беременность. К вечеру воняло жареной «газелью», фаршированной горелой мандой! — прошипела я, нарочито подбирая самые мерзкие выражения. — Ты не капитан ДПС? Какое тебе дело до этого убийства? Это ты ведь обнаружил нож в тамбуре, уверяя, что не видел его входя. Так что тебя тоже могут назначить подозреваемым.
— Могут, — ответил он. — Уже назначили, если быть совсем честным. Решили, что я это сделал из-за любви к тебе.
— Что именно? Нашел нож? У вас там все дебилы, как Петр Евгеньевич?
— Петр Евгеньевич — далеко не дебил! У него раскрываемость лучше всех в районе! Была…
— Была, — согласилась я. — А знал бы ты, как часто твой Пес Евгеньевич ходил к бабе Шуре, чтобы она ему повысила раскрываемость! Этот лысый хрен даже пачку сигарет не открыл бы без ее помощи!