Литературовед Галина Николаевна Моисеева рассмотрела сюжет об отношениях Е. Р. Дашковой со знаменитым энциклопедистом, исходя из содержания «Записок» ученой княгини[60]. Эта работа была продолжена французским историком А. Нивьером, выступившим на конференции в Санкт-Петербурге в 1993 году, посвященной 250-летию Дашковой[61]. Автор отмечал не только некоторые точки идейного соприкосновения искренне симпатизировавших друг другу собеседников, но и показывал значение встреч с Дидро для налаживания отношений Дашковой с Екатериной II.
Натан Яковлевич Эйдельман обращался к источниковедческим аспектам темы «Дидро и Дашкова»[62]. Он писал о происхождении и судьбе документов, проливающих свет на общение философа с русской княгиней, сравнивал их свидетельства о встречах.
С давних пор исследователи не перестают упрекать Дидро в незнании России, в умозрительности его политических построений[63]. Известная британская исследовательница Исабель де Мадарьяга (1935–2013) пошла дальше: она оправдывает Екатерину II как практического политика в диалоге с Дидро, который не был и не мог быть политиком-практиком. «Многие его идеи казались привлекательными в теории, но не имели никакого отношения к реальности. Благородные, щедрые, во многом идеалистические, они представляли собой скорее образ мыслей, чем политическую программу»[64]. Издатель политических сочинений Дидро Л. Версини в статье «Дидро и Россия»[65] вполне в духе Лортолари продолжает утверждать, что философ ничего не видел в России: «он не увидел ни Москвы, ни деревни, ни народа…», долгой русской зимой он не выходил из дворца Нарышкиных на Исаакиевской площади (sic!), кроме тех случаев, когда бывал у Екатерины II. При этом автору остается только «удивляться» ясности и проницательности представлений Дидро о России, продемонстрированных на страницах его «русских» сочинений.
Еще более далеким от реальной России и ее людей предстает Дидро в книге американского исследователя Ларри Вульфа[66]. Он реконструирует восточноевропейские фантазии, которые, по его мнению, увлекли и Дидро. Русские «мечтания», «сны наяву» Дидро, замечает Вульф, «лишь чуть-чуть не дотягивали до мечтаний барона Мюнхгаузена». Таким образом, исследователь вновь возвращается к идее «русского миража» и в этом отношении делает шаг назад по сравнению со своей соотечественницей Кэролин Уилбергер, которая, на мой взгляд, более реалистично воспринимала проблему «Дидро и Россия»[67].
Едва ли не лучшая биография Дидро вышла из-под пера американского профессора Артура Уилсона (1902–1979). Его книга «Дидро» была опубликована в США в 1972 году, а в 1985-м появился ее французский перевод[68]. «Русские» сюжеты обильно представлены во второй части книги. В главах «Дидро продает свою библиотеку», «Дидро, Фальконе и Екатерина II», «Дидро в России» обстоятельно и аргументированно изложены все перипетии отношений философа с Россией и русскими: история «неиздания» «Энциклопедии» в России, начавшаяся с предложения Екатерины II в 1762 году перенести печатание словаря в Россию и закончившаяся в 1774-м отказом издать с помощью императрицы улучшенную версию «Энциклопедии»; покупка библиотеки Дидро и назначение его библиотекарем императрицы, рекомендация Фальконе в качестве автора памятника Петру I, неудача с поездкой Мерсье де ла Ривьера в Петербург; история с «Анекдотами» Рюльера, покупка картин для Эрмитажа и др. Уилсон приходит к выводу, что поездка в Россию не доставила Дидро большой радости[69]. Дидро сжег свои путевые записки о России. Биограф Дидро указывает на то, что философ представил свои тексты в три издания «Истории обеих Индий» Рейналя: небольшой – в первое, очень важный, но поспешный – во второе, очень содержательный и страстный – в третье. Правда, автор не анализирует российские сюжеты в «Истории обеих Индий», но замечает, что «пребывание в России усилило любовь Дидро к свободе и его ненависть к деспотизму», как свидетельствуют «Замечания на Наказ»[70].
Рассматривая в целом литературу о связях просветителя с Россией, нельзя не заметить, что долгое время исследователи по обе стороны железного занавеса охотно поддавались искушению представить Дидро наивным философом, заблуждавшимся в отношении России и Екатерины II, творцом политических иллюзий, не знавшим реалий России, не знакомым с русскими людьми[71]. Такая позиция давала возможность видеть Дидро либо жертвой политических планов Екатерины II, либо человеком, искавшим в отношениях с императрицей личной выгоды, либо беспочвенным мечтателем.
60
См.:
61
62
63
См., например:
64
65
66
См.:
67
См.:
68
71
Подобные оценки восходят к отзывам современников. Например, Ф. М. Гримм, посылая в 1785 году рукописи Дидро Екатерине II, озабоченный возможной реакцией императрицы на критические пассажи философа, писал: «Наделенный многими талантами и колоссальным умом, Дидро не имел никакого представления ни о людях, ни о делах, его воображение создавало фантастический мир». См.: