Склон холма зеленел молодыми, свежими, сочными побегами чая. И в этом зеленом море, словно цветы на ковре, пестрели желтые, белые, красные, синие кофты, сорочки, блузки и майки гутурских девушек и парней.
Чай в основном, разумеется, собирали женщины и школьники. Некоторые из мужчин помогали весовщикам, другие разносили корзины с чаем, а больше толпились в тени, дымили сигаретами и самокрутками и обсуждали проблемы мировой политики.
Я вел учет собранного чая. Вдруг кто-то крикнул:
- Дидройя идет!
Дидро, с раскрытым в улыбке до ушей ртом, спускался сверху. Он щедро раздавал во все стороны приветствия и в то же время, размахивая зажатым в руке камнем, предупреждал детей:
- Смотрите, пацаны! Не смейте называть меня Мылоедом, иначе вниз головой спущу вас по склону!
- Здорово, Дидройя-ежик! - крикнул кто-то.
- Ну, что я вам сказал! - остановился Дидро.
- Сказал - не называть Мылоедом! - ответил другой.
- Ежик, Мылоед, какая разница?! - спросил строго Дидро.
- Ну так здравствуй, Ломовой! - поправился третий.
- Опять! - Дидро недовольно поморщился.
- Что же им делать, уважаемый Дидро! - вступился за детей Эквтиме-брюхан. - Как же тебя называть?
- Лучше уж порт-артурским шпионом!.. По крайней мере, всем известно, что я не шпион!..
Дидро подошел ко мне, хлопнул по плечу и сказал:
- Запиши меня в список, внук Кишварди!
- В который, Дидро? Сборщиков, весовщиков или грузчиков?
- А что, по-твоему, лучше?
- По-моему, лучше прилечь в тени под деревом, Дидро!
- Болван! Лежать в тени я мог и у себя дома! Запиши в грузчики!
Я записал.
- Как ты там написал? - усомнился Дидро.
- Дидро Эдемикович Вешапидзе, - прочитал я.
- Покажи.
- Пожалуйста!
Дидро долго всматривался в тетрадь, потом подозвал парикмахера и спросил:
- Правду он говорит?
- Точно, уважаемый Дидро!
- Там не написано ни Ежик, ни Ломовой, ни Мылоед?
- Ничего подобного, уважаемый Дидро!
- А ну, подсоби-ка мне! - крикнул обрадованный Дидро и бросился к огромной корзине.
- Эта корзина слишком тяжела, лист пока влажный, уважаемый Дидро! предупредил парикмахер.
Дидро снисходительно улыбнулся, подхватил стоявшего тут же мальчугана, поставил его на корзину и приказал:
- Ну-ка, нажми как следует!
Мальчик принялся ногами утаптывать лист. Чай в корзине опустился почти до половины.
- Теперь добавьте! - сказал Дидро.
Добавили.
- Еще!
Добавили еще. Корзина наполнилась до краев. Мальчуган продолжал трудиться добросовестно.
- Хватит тебе, сукин сын! - прикрикнул на него парикмахер. - Не видишь, сок уже капает!
Мальчика согнали.
Дидро обхватил корзину, приподнял.
- Мало! И это - плод труда всего села? Положите сверху еще мешок.
- И второй!
- Ну, теперь все! Не потянет! - заявил Эквтиме.
- Держу пари! - предложил Дидро.
- Идет! Сто раз брею тебя бесплатно! - выпалил парикмахер.
- Нет, уважаемый, ты и так задолжал мне на два года вперед! Ты, внучок Кишварди! Давай поспорим на брюки! - Дидро выразительно посмотрел на мои техасские джинсы.
- Зачем спорить, Дидро, я просто отдам их тебе.
- Я не нищий! - обиделся Дидро.
- Ну, что ты! Разве я... Вот пойду домой, сменю брюки и сам их тебе принесу.
Дидро еще раз потряс корзину и чуть поколебался, но отступать не стал.
- Поднимите! - сказал он решительно и опустился на колени, спиной к корзине.
Кто-то принес веревку. Те два мешка привязали сверху к корзине, и четыре человека с трудом взвалили ее Дидро на спину.
- Держись, Дидройя-ломовой!
- Не подведи, Ежик!
- Давай жми, Мылоед!
Дидро выпрямился и тут же покачнулся, но быстро ухватился за тунговое дерево, растопырил ноги.
- Ау, Дидройя, убери руку, иначе проиграешь пари! - крикнул кто-то.
Дидро поспешно убрал руку и еще раз пошатнулся.
- Дидро, брось ради бога корзину и бери хоть сейчас мои брюки! попросил я.
Но удержать Дидро было уже невозможно.
Первый десяток метров он, словно пьяный, прошел зигзагами, вихляя из стороны в сторону. Затем постепенно выпрямил шаг и наконец пошел медленно, но твердо и уверенно.
Ремни корзины глубоко врезались в плечи Дидро, жилы на лбу и шее взбухли, глаза налились кровью.
- Останови его! - попросил я Эквтиме-брюхана.
- Скорее Супсу остановишь, чем его! - ответил он.
До приемного пункта было метров триста. Затаив дыхание, люди молча взирали на еле видневшуюся под огромной ношей человеческую фигуру. Потом толпа ожила, ахнула и хлынула следом. Впереди бежали дети.
- Давай, Дидройя!
- Еще немного, и брюки Нодара - твои!
- Жми, жми, Дидройя!
- Обойди сейчас его спереди и поздоровайся с ним! Вот будет потеха! пошутил кто-то.
- Давай, Дидро, осталось десять шагов!
- Восемь! Шесть!..
- Крепись, Дидройя! Один шаг!
Не снимая корзины, Дидро опустился на землю. С минуту он сидел не двигаясь, с онемевшими руками и ногами. Потом, когда с лица сошла синева и побледневшие как мел губы вновь обрели свой естественный цвет, Дидро широко улыбнулся и навзничь опрокинулся на траву.
Четыре человека кое-как подняли корзину на весы. На чашку поставили гирю, другую, подвесили третью, четвертую. Язычок весов не трогался с места. Тогда принесли трехкилограммовый камень, привязали к чашке. У весовщика Бенедикта от удивления глаза полезли на лоб.
- Вы что, сукины дети, решили угробить человека? - рявкнул он.
- Сколько? - спросил кто-то.
- Сто сорок одно кило!
- Ау-у-у! - вырвалось у толпы.
Все обернулись к лежавшему в траве Дидро, но его там уже не было.
- Дидройя, где ты?
И вдруг увидели: с поникшей головой, болтающимися, словно плети, руками Дидро спускался по тропинке, вниз, к берегу Супсы. И впервые за всю жизнь вдогонку не раздалось ни Дидройя-ежик, порт-артурский шпион, ни Дидройя-ломовой, ойямовский выкормыш, ни Дидройя-мылоед!..
"141 кг" - записал я красным карандашом против фамилии Дидро Эдемиковича Вешапидзе и закрыл тетрадь.
Вечером я завернул-в газету свои техасские джинсы и направился к Дидро.
Двухкомнатный, крытый дранкой домик Дидро стоит у самого берега Супсы. Все свое детство я провел здесь, в этих местах, и ни разу мне не приходило в голову заглянуть в этот дом. Не знаю, было ли это проявлением естественного чувства страха или стеснения, которое люди во всем мире питают к жилищу одинокого человека...
Помню, в весеннюю пору я часто часами стоял на берегу, с трепетом ожидая, что взбушевавшаяся Супса вот-вот унесет убогое жилище Дидро. Но шли годы, а домишко стоял как ни в чем не бывало. Я как-то поделился своими опасениями с дедушкой, и тот ответил:
- Что ты! Ты - дите! Вот я, старик, с самого моего детства во время каждого паводка прощаюсь с этим домом, а он хоть бы что! Знал Эдемика-бестия, где ставить дом! Фундамент под ним - сплошная скала, да такая, что ей нипочем даже две Супсы вместе взятые! Так-то, сынок!..
Нынешней весной Супса разбушевалась как никогда... И теперь, вступив во двор Дидро, я сперва испытал тот знакомый с детства страх, а потом радость от того, что крепко и уверенно стоял на своем месте и единственным в этой ночи горящим окном взирал на сумасбродную Супсу.