Кто бы отважился усомниться в его научном величии?
Ни одна душа, кроме него самого.
Как все невежды, он питал неутолимую ненависть ко всем, кто обладал знаниями, либо эрудицией, либо просто был талантлив. И вследствие этого, в тот момент, когда он узнал о предстоящем приезде Дидро в Петербург, в нем пробудилось замешанное на ревности и страхе чувство, и, из опасения оказаться разоблаченным великим энциклопедистом, в нем возникло навязчивое убеждение, что Дидро-де направляется сюда лишь с той целью, чтобы сделать из него посмешище и повредить его репутации. Он возненавидел Дидро еще до того, как познакомился с ним, замыслил месть задолго до обиды, даже еще до того, как Дидро вообще что-либо узнал о существовании Лажечникова, великого набивателя чучел и мелкого историка природы.
Опрометчивое высказывание выдало императрице душевное состояние Лажечникова, а в Екатерине Второй было достаточно желчи, чтобы отныне вдвойне радоваться предстоящему визиту Дидро.
Автор «Племянника Рамо», в лютую зимнюю стужу, трясясь по ухабам, в скверном экипаже, не раз успел раскаяться в своем решении, но встреча, устроенная ему в Петербурге императрицей, с лихвой вознаградила его за все перенесенные страдания. Гильдии купцов, корпорации, школы, академия вышли ему навстречу. В сопровождении графа Орлова ему пришлось подняться в парадную карету, запряженную шестеркой лошадей. Она была целиком изготовлена из стекла, что не только позволяло самому Дидро все видеть, но и праздной толпе зевак лицезреть великого философа. Воинские подразделения образовали шпалеры вдоль всего пути. У основания лестницы Зимнего дворца его ожидала Екатерина Вторая в окружении всего двора. И теперь, когда она в тронном одеянии, с короной на прекрасной голове, воплотившейся мечтой предстала перед ним, то показалась ему исполненной еще большего очарования, еще более соблазнительной, нежели на полученном от нее портрете.
Он восхищенно поцеловал руку, сердечно протянутую ему, и от удовольствия и восторга дважды споткнулся, когда царица взяла его под руку, и они начали подниматься по мраморным ступеням.
Екатерина не могла отказать себе в удовольствии самолично проводить гостя в апартаменты, устроенные для него во дворце вблизи ее покоев. Она сама ознакомила его с ними, а затем подвела к массивному шкафу, заполненному самыми значительными произведениями французской литературы. Она извлекла один из фолиантов и раскрыла крышку книги. Это были диалоги Дидро.
– Не могу выразить вам, господин Дидро, – присовокупила она с любезнейшей улыбкой, – как я счастлива, что вы посетили меня, да, вы теперь принадлежите мне, и никакая сила на свете не отнимет вас у меня.
– Распоряжайтесь мной, – ответил Дидро. – Отныне вы зрите у своих ног на одного верноподданного больше.
И философ в это мгновение действительно опустился на колени перед прекрасной тиранкой и словно русский мужик приложился губами к краешку ее одежд.
Екатерина Вторая поспешила поднять его и за эту поистине варварскую лесть приколола ему орденскую звезду, до сей поры сверкавшую на ее собственной пышной груди.
Покончив с этим, всемогущая фея покинула гостя. Дидро еще раз благословил фортуну и бросился переодеваться в новый парижский костюм. Полчаса спустя он появился в огромном зале для приемов, где уже собрался весь двор.
Здесь его сначала поприветствовала грациозная президентша Академии, очаровательная княгиня Дашкова. Она тоже показалась Дидро намного обаятельнее, чем на портрете. Да, в жизни она выигрывала даже больше царицы, ибо обладала одним из тех изящных, одухотворенных лиц, которые лишь во время беседы проявляют свои достоинства, а в волнении полностью открывают свое очарование. Вскоре появилась императрица. Она уже успела сменить туалет и теперь предстала в декольтированном платье из тяжелого голубого шелка со шлейфом по обычаю того времени[9]. Ее густые волосы словно снегом были припорошены пудрой, а голову украшала маленькая бриллиантовая корона, увенчанная греческим крестом, – ни дать ни взять Венера в кринолине.
Она взяла Дидро под руку и представила его, бедного философа, присутствующим дамам, высокопоставленным сановникам и кавалерам.
Затем она оставила двор и вместе с Дидро, княгиней Дашковой, графами Паниным[10] и Орловым, графиней Салтыковой и госпожой фон Меллин уединилась в салоне, убранном в китайском стиле.
Тесным кружком избранные расположились вокруг камина, источающего уютное тепло и, словно компания добрых друзей, предались непринужденной, оживленной беседе о науке и литературе, о международном положении, о Франции. Дидро увлекся беседой, говорил складно, блестяще и привел в восхищение всех присутствующих, особенно императрицу.
10
Панин Петр Иванович (1721—1789), генерал-аншеф с 1762 г. Участник Семилетней и русско-турецкой войн, с июня 1774 г. командовал войсками в борьбе с мятежными армиями Е. Пугачева.