Где-то глубоко внутри, возможно, вы уже все это знаете, но, несмотря на это, каждая женщина в Америке тратит на средства по уходу за собой в среднем более 600 долларов в год. Почему так происходит? Почему, несмотря на постоянные разочарования, мы попадаемся в эту ловушку, продолжая выбрасывать деньги на продукты, которые не оправдывают наши ожидания? Возможно, так происходит потому, что уход за кожей всегда отождествлялся с тем, что мы наносим НА кожу.
Только задумайтесь: весь первый этаж большинства универмагов посвящен тому, что мы наносим на лицо. Настолько же велик и косметический отдел ближайшей к вам аптеки. Настолько же огромно и количество рекламных страниц в журналах, продающих кремы, которые обещают избавить вас от «гусиных лапок». Индустрия средств по уходу за собой – это бизнес, оцениваемый в 40 млн долларов только в одной Америке, и он полностью построен на предположении о том, что ухаживать за кожей нужно извне.
Эта книга не о чудотворных средствах и волшебных ингредиентах. Их просто не существует. Я предлагаю совершенно иной способ ухода за кожей – единственный способ, который действительно работает.
Величайший миф
Когда в последний раз специалист по уходу за кожей интересовался вашим питанием? Могу догадаться – никогда. Питанием, конечно же, не интересуются и консультанты по продажам в торговых центрах (которые работают за комиссионный процент). Не спрашивают о том, чем вы питаетесь, ни косметологи (которые тем временем могут заставить вас купить целую корзину средств, которые стоят в пять раз дороже, чем сама косметическая процедура), ни врачи (которые за пять минут настрочат рецепт, быстро переходя к другому пациенту). И хотя ранее уже были попытки связать питание и кожу (на протяжении многих лет время от времени появляются различные диеты для людей, страдающих акне), большинство из них отвергалось врачами по всему миру. И все это из-за величайшего мифа, которому обучают в медицинских учебных заведениях по всей стране, что питание не влияет на нашу кожу.
Это может показаться достаточно странным, учитывая то, что диета с высоким содержанием жиров повышает риск возникновения сердечных заболеваний, что потребление большого количества листовых овощей может снизить уровень холестерина и что, изменив свое питание, можно сократить риск возникновения раковых заболеваний.
Мы знаем, что то, что мы едим, влияет на все органы нашего тела, но до сих пор нет единого медицинского мнения относительно того, что еда влияет и на нашу кожу.
Отчасти это объясняется тем, что курсы по питанию в медицинских школах сосредоточиваются на двух аспектах: как диагностировать и лечить недостаток того или иного питательного элемента (например, недостаток железа – анемию или цингу) и какую роль высококалорийные продукты играют при хронических заболеваниях, например при диабете. Помимо этого, питание не изучается как самостоятельная дисциплина. Спроси меня в детстве хоть один из этих старых, грузных дерматологов о том, что я ем, он был бы крайне удивлен.
Мама частенько готовила соевое молоко. Раз в неделю – каждую неделю – всю ночь она вымачивала соевые бобы. А на следующее утро мы с сестрами просыпались от оглушительного звука блендера. Потом, чтобы процедить молоко, мама брала марлю. Казалось, это была неимоверная работа, и все ради того, чтобы чем-то залить шоколадные подушечки на завтрак, которые нам с сестрами позволялось есть в редких случаях вместо каши и соленых огурцов. Но чтобы в детстве у нас в холодильнике стояло обычное молоко, такого не было никогда.
Ужин в нашем доме был традиционно китайским: небольшая ложка коричневого риса, жареные овощи, немного мяса или рыбы, хотя гораздо чаще это был соевый творог. При первом моем походе в ресторан с друзьями я никак не могла понять, почему все солят еду, даже не попробовав ее. (В моей семье было не принято солить блюда за столом.) Вскоре я поняла, что мне нравится зависать у лучшей подружки, потому что в ее доме мама хранила все сладости в одной большой коробке – огромные сникерсы и плитки шоколада – прямо на кухонном столе. (Дома, если хочется перекусить, можно было взять только фрукты.) Чем больше я понимала, что ели все вокруг, тем больше я осознавала, сколько же я теряю. Казалось, что дома у меня достаточно ограниченный список блюд, в то время как весь внешний мир был похож на шведский стол со сладостями и солененькими снэками. Знали бы вы, как я баловала себя.
В младших классах я начала покупать ланчи в автомате, который находился прямо в женской раздевалке. Больше всего я любила буррито с бобами. Днем, после урока физкультуры, я возвращалась к автомату и брала себе кукурузные пончики, упаковку соленых сушек или сладкую плитку. К старшим классам я уже каждый день ходила в «Макдоналдс» за клубничным молочным коктейлем и картошкой фри. Я была недостаточно крута, чтобы сидеть со звездными детишками внутри кафе, поэтому всегда подъезжала к окошку «Мак-авто» на своем подержанном хэтчбеке Honda. (И по сей день я не могу есть в ресторане в одиночестве. Если я сижу в кафе одна, я сразу же краснею от смущения.) Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что еда была своего рода протестом с моей стороны против культуры, которая сделала меня «другой». И все это время я боролась со своей кожей, которая разрушала мою самооценку.
Поскольку казалось, что врачи мне уже не помогут, я поняла, что должна помочь себе сама. Так я решила стать дерматологом: прежде всего, чтобы понять, почему у меня такая плохая кожа, чтобы научиться ухаживать за ней, чтобы помогать другим людям с такими же проблемами. Итак, я подала документы в Гарвардскую медицинскую школу. Там я, конечно же, найду все ответы.
В каком-то смысле я была идеальным кандидатом в медицинскую школу (кстати, я была настоящей зубрилой). С другой стороны, я действительно не подходила. (Частенько в своих учебниках по медицине я, например, прятала вырезки из журнала Vogue. Я увлекалась одеждой, а в Гарварде в чтении модных журналов не было ничего крутого.) Кроме того, в Бостоне пренебрежительно относились к косметической дерматологии – она не могла быть центром внимания «серьезных» студентов. Когда одному из своих научных руководителей я рассказала о своем желании стать дерматологом и вернуться по окончании университета на Западное побережье, он сказал – мне до сих пор не верится, – что я растеряю свое образование. С гарвардской степенью я могла заняться чем угодно. Почему я хочу быть дерматологом в этом забытом учеными Лос-Анджелесе? Я могла бы построить великолепную карьеру, делая операции на мозге, трансплантируя органы или излечивая рак!
Но я уехала. С меня хватило и пяти лет в Бостоне. (Я бы просто не перенесла еще одну зиму на Восточном побережье.) Так я променяла холодные улицы Кембриджа на солнечную Калифорнию и решила стать другим врачом. Я вовсе не собиралась работать в какой-нибудь крупной клинике, где на пациента выделяется десять минут – как раз столько времени нужно, чтобы написать рецепт и, если повезет, еще и осмотреть какую-нибудь часть тела. Когда я открыла собственное дело, я была уверена, что буду уделять своим пациентам достаточно времени, чтобы лечить их так, как бы мне хотелось, чтобы лечили меня, и расспрашивать обо всем, что может быть важным: например, о стиле жизни пациента, о его работе. (И даже о том, где вы купили такие туфли.) Я в буквальном смысле выбросила все свои угнетающие белые халаты, потому что они напоминали мне о том нетворческом подходе и о присущем старой школе мышлении, которого я так хотела избежать.