Это "Дорз".
Глуховатый шепелявый голос Джима Моррисона, несущий с собой тени психоделических эффектов, поет о любви и смерти, о вольности и о томительном пафосе:
Наслаиваясь на "Дорз", звучит голос президента США, взволнованно и твердо заявляющий, что требования советского руководства неприемлемы для западных стран, тем не менее кризис должен быть срочно преодолен. Для этого президент предлагает срочную встречу лидеров в любом месте, которое советская сторона сочтет удобным…
- Коля, телл зоус мазерфакерс зэт итс тайм ту шэд ап, - лениво произносит свирепый хиппи, любитель румбы, вытряхивая на ладонь табак из папиросы "Беломор".
- Ребят, давайте вырубим всю эту поебень, просто посидим и послушаем музон, - говорит другой, похожий на студента-филолога, в грубом свитере и джинсах, забрызганных мокрой грязью.
Связь выключают. Парни, не торопясь, чокаются, выпивают, закусывают шашлыком. Затем пускают по кругу косяк. Курят вдумчиво, со знанием дела, внимательно глядя в костер.
- Ай джаст лав чуйский баштурмай, - выдавливает из себя хипарь. - Ит сакс. Ай мин итс э финг.
- Фак ю! Ви хэв ту дисайд вот ту ду виз Стэйтс. Ай хэв энаф оф зеир сьтюпид арроганс.
- Ду ю хэв эн айдиа?
- Вэлл, мэй би ви кэн мит зис олд эссхоул ин Монголия. Энд зен ви вилл диктэйт зе рулз оф гейм, бекоз ин Монголия зер из ноу плэйс фо джо-укс.
- Ту софт, бой. Мэй би некст моумент зей вилл пуш зе баттом, а мы сидим здесь и торчим как пацаны.
- Да мне по хую. Ай эм олвэйс рэди фо парадайз.
- Шит! Зэтс стронг! Тащит как Анадырь, блядь! Бойс, ай риали фил Ра-ша эраунд ми! Ай эм хэппи эз а пиг! Лете дринк фо эврифинг!
- Вот ю мин?
- Ну, давайте выпьем просто за все. За все, что есть, и за все, чего нету.
Они снова чокаются и выпивают. Внезапно, из темноты доносятся чьи-то приближающиеся шаги, шлепающие по мокрой грязи. Люди у костра хватаются за пистолеты.
- Кто?
- Это, ребят, это я тут… можно с вами… - Из тьмы выступает расхристанная фигура незнакомца. Лицо пьяное, опухшее.
- Кто такой?
- Агроном я. Агроном. Ребят, блядь, можно с вами…
- Агроном? Ну, садись, блядь, гостем будешь. Ду ю спик инглиш?
- Э литл бит, - кривая усмешка растерянно вспыхивает на небритом лице.
Ему наливают. Все расслабленно возлежат на травах, настроение миролюбивое. Кажется, кризис уже миновал, если только американцы первыми не нажмут кнопку. Но они не сделали этого уже несколько часов подряд. И тут кому-то из властителей приходит в голову предоставить судьбу мира на произвол агронома. Хохоча и подталкивая друг друга локтями, они открывают перед ним "пизду". Показывают на кнопку, объясняя, что вот, мол, нажмешь, и Америки нет. Совершенно неожиданно для них забрызганный грязью человек, как будто бы механически, протягивает к "пизде" грязную руку и молча нажимает на кнопку.
Следующий эпизод фильма, самый впечатляющий, описывать не имеет смысла. Я и так в своем пересказе больше внимания уделил фабуле за счет бесчисленных зрительных эффектов - попытка воспроизвести их текстуальными средствами превратила бы мое изложение в объемистый роман. Что же касается эпизода, который состоит исключительно из визуальных эффектов (плюс весьма странная музыка), созданных, как видно, новейшими средствами компьютерной анимации - тут, как говорится, придется промолчать. Мы привыкли к тому, что если сюжет построен на напряженном ожидании какого-либо события, то это событие либо вообще не сбывается, придавая ожиданию тотальный и неизбывный характер, либо сбывается как-то не так, чаще самым неожиданным образом происходит нечто прямо противоположное. Однако в данном случае самым неожиданным оказывается то, что и так нависало - шквал, уносящий всех обитателей Северной Америки в новый рай. Я видел, как неантропоморфные Лесли и Терри, которых я непостижимым образом все-таки узнал, находят друг друга в немыслимом и стремительном пространстве. Во время "просмотра" мне передалась их эйфория.
Были слышны хохот и музыка, хохот самой музыки или хохот в форме музыки.
Была невооруженным глазом видна сама Радость, независимая и снисходительная, как светящийся и пушистый шар, или как река. Был проход сквозь алмазные или ледяные коросты с вмерзшими мириадами пузырьков, было ощущение возвращения в родной дом, было узнавание, было парадоксальное "возвращение в места, прежде неведомые", была Свежесть ("возьми с собою Истинную Свежесть" - так говорит реклама, и она говорит правду), было Умиление - бесконечное, как поток зеленого масла, сладкое, как тьма черничного варенья. Было еще одно Узнавание, и затем еще одно. И затем было Освобождение, и еще целые анфилады освобождений, завершающиеся вываливанием в Простор, заботливо поданный для полета. Была сама Заботливость, на бархатистой кромке которой восседал Адам Фальк на чем-то вроде рыхлого красного трона, составленного из трех рыхлых красных тронов. Было Ласкающее Упреждение, был какой-то сверкающий резервуар глубокой синевы, которому не было имени, были места, похожие на лотос, и другие, напоминающие янтарь. Было колоссальное количество исступленно приятного льда, было Имение без Имени и его смешные окраины, где словно бы вот-вот закачаются "фонарики хмельные". Были Встречи и, внутри Встреч, Дачи, и на Дачах - Даль, присутствующая сама собой. Была Резвость и неисчерпаемые Резервы Резвости… Наконец Лесли, заранее знающий кое-что об этих местах, любознательный Лесли находит Окуляр, прозванный нами когда-то Монгольским Окошком, декорированный наподобие советского герба - лентами и колосьями. В этот Окуляр он показывает своей возлюбленной покинутую ими Юдоль.
В рамке из лент и колосков они видят знаменитое выступление одного из самых влиятельных членов Политбюро ("сутулый юноша с бледным лицом боксера"). На этом выступлении было сказано с лаконизмом, который потряс весь мир: "Жители Соединенных Штатов Америки и Канады неожиданно исчезли. В нашем мире по-прежнему много необъяснимого. Нам следует накормить их канареек и других домашних животных, оставшихся без присмотра". Так, цинично и просто, была мотивирована инвазия восточноевропейских войск и оккупация ими безлюдных территорий Северной Америки. Без особых объяснений было также сообщено, что СССР переименован в ССССР - Священный Союз Советских Социалистических Республик, готовый интегрировать в себя новые необитаемые пространства. Выражение "покормить канареек", надо полагать, вошло в язык после этого исторического выступления, в значении "истребить кого-либо, чтобы завладеть его имуществом". Затем Монгольское Окошко, как сказочное "яблочко по блюдечку", показывает словно бы посеребренный Вашингтон, куда втекают колонны унылых грузовиков с хмурыми и равнодушными солдатами. Мелькают казахские, бурятские, таджикские, монгольские, киргизские, русские, румынские, латышские и прочие лица в традиционных ушанках.
Фильм завершается разговором двух членов советского руководства - оба то ли с похмелья, то ли на отходняке. Они пьют пиво на задворках Белого Дома, устало закусывая сморщенными маслинами. Это "хиппи" и "боксер".
- Сегодня я приказал расстрелять этого мудака агронома, - хмуро говорит "боксер", - он совершил преступление. Американцы нас обманули. Бросили одних в этом аду.