Едва я открыла дверь и указала им на пострадавшую, они – в лучших традициях коллекторов: не разуваясь и не здороваясь, – потопали к ней.
Сделали записи, попросили сосчитать пальцы, спросили, не было ли лужи под потерпевшей сразу после травмы, всадили укол ношпы (причем фельдшер так долго целился в ягодицу, что я уже было решила – попадет в диван) и уехали.
А мы остались. В неловкой тишине.
– Если тебе уже лучше, я, пожалуй, пойду… – сказала я и посмотрела, как за окном догорал закат. М-да, припозднилась.
Уже встала и направилась в прихожую, как в спину полетело.
– Спасибо. Меня, кстати, Соня зовут.
Я остановилась. Обернулась. И как-то само собой сорвалось:
– Ника.
– Я знаю. Перед тем, как я отметелила этого говнюка, он тебя назвал, – она попыталась усмехнуться, но тут же скривилась: видимо, напомнил о себе синяк.
В дверь раздался звонок, и до этого лежавшая пластом Соня резко вскочила и с воинственным криком ринулась к двери. Судя по всему – отсыпать добавки блудному любовнику. Но на пороге нарисовался доставщик пиццы.
Буквально три секунды – и Соня уже стояла с коробкой в одной руке и сетом роллов – в другой. А паренек испарился. Вот что значит профессионал. Печенкой почуял, когда стоит появиться, и когда – исчезнуть.
Соня повернулась ко мне и вздохнула:
– Слушай, Ника, оставайся. Не пропадать же добру…
Не то чтобы я горела желанием… Но спустя пару часов, когда мы основательно распробовали и пиццу, и роллы, и мой тортик, и завалявшийся на кухне коньяк, оказалось, что у нас с Соней много тем для обсуждения.
К слову, Игорь этой ночью на съемную квартиру так и не явился.
Зато мы с Соней душевно посидели. До утра.
– Так ты это… сукрет… сиськ… – новая знакомая пьяно захихикала и, решив, что так тоже неплохо, выразительным нетрезвым жестом изобразила на себе мои верхние сто десять сантиметров. Но потом покачала пальцем перед свои носом и совладала с языком – Се-ктре-тар-ша. Во!
– Ага. Ик!
Я тоже была далека от стеклышка, но держалась все же получше. Как-никак дозы коньяка у нас были равные, а вот вместилища – нет.
Если Соня была обладательницей форм из категории погреметь, то я – потрясти. Все же природа не обделила меня ростом (тут сказались гены дедушки-волейболиста) и формами (тут уж к деду вопросов не было, а вот к маме, на пятый размер которой мужчины и сейчас сворачивали шеи – таки да). Нет, я не комплексовала по этому поводу. Ну хорошо… Иногда меня задевало, когда слышала от консультантов тщательно скрываемое презрение – бабуля утверждала, что зависть! – за фразой: «У нас линейка до сорок четвертого размера… Поищите в магазине для полных». И это при том, что мои шестьдесят с плюсом кило – плюсик плавно перетекал в семерку с нолем – меня не сильно обременяли. Мне с ними даже было весело. И я даже считала себя вроде привлекательной и счастливой. До вчерашнего вечера.
– И у тебя… – Соня сделала выдох, словно борьба с собственным языком была для нее непосильной. Но все же она была в прошлом спортсменкой, о чем поведала во время нашей милой девичей пьян… философско-интеллектуальной беседы о смысле жизни, сдобренной бальзамированием (пятизвездочный коньячок – отличный бальзам!) душевных ран. В общем, Соня справилась и сумела выговорить. Даже без запинки: – Классный начальник? Наверняка богатый и властный.
Я вспомнила, что начальница на свою зарплату не жаловалась (и нам настоятельно не советовала, хотя подчиненных и босса от равенства отделял какой-то пресловутый нолик), а властности и вовсе могла страждущим дать взаймы, потому ответила честно:
– Ага… Такой классный, что класть на него – не перекласть.
– Это как? – Соня сморгнула.
– А так… мой шеф – властелинша.
– Трындец, – только и сказала Соня, а потом подняла рюмку, не чокаясь выпила залпом, будто поминая. И только потом пояснила: – Мужика хотя бы истерикой и слезами пронять можно, а тут… Ты попала.
То, что я влипла, я поняла еще год назад, узрев свое начальство в боевой ипостаси главного дистрибьютора региона, дававшего мастер-класс по приготовлению мяса на сковороде «Таппер». Тогда на презентации вокруг Илларионовой подчиненные летали быстрее, чем пули на передовой. Ей подавали все: от масла и мяса до широких улыбок и аплодисментов даже не по первому слову. По взгляду. И вот тогда-то я осознала: это как же надо было надрессировать своих подчиненных…
– Угу, – я шмыгнула носом.