Олег Иванович просиял лицом.
— Власов — это же ого-го! Легенда, кумир, герой молодежи моего времени! Мечта человечества. Интеллектуал, поднимающий над головой штангу в двести кило. Мудрец с фигурой титана! Люди штурмом брали кассы, чтобы попасть на соревнования, когда он выступал. Какой там, к черту, Филя Пугачев в Олимпийском. Тьфу! Власов — это аншлаг, полный зал. И никаких гормонов, стероидов и прочего дерьма. Все чисто, честно, открыто. Подошел к штанге, подумал, поднял, улыбнулся, бросил. Чудо! Благодаря Власову я в тяжелую атлетику и пошел. Просто заболел. Но! — Он вскинул палец. — Дошел до кандидата в мастера спорта и понял — все, предел. И ушел. Ушел здоровым. А кто дальше корячился, все кончили травмами позвоночника и разрывами связок. На сколько сокращается позвоночник при олимпийском рекорде, знаешь?
— Нет.
— На пять сантиметров! И возвращается в исходное положение спустя несколько часов.
— К чему это вы клоните?
— К тому, Леша, что всему есть предел. И почувствовав его, надо уметь отступить. Мой кумир Власов тому печальный пример. Сейчас это насквозь больной человек, перенесший не одну операцию. А я, кого он научил быть сильным, здоровым и умным, сижу перед тобой. Сильный, здоровый и умный. Имеющий силы, знания, опыт и возможности помогать другим.
Олег Иванович поднялся из кресла одним мощным рывком, встал у окна, заложив руки за спину. Помолчал, разглядывая парк. Между деревьями уже зажглись фонари, хотя небо было еще светлым.
— Прими душ, Леша. У тебя в волосах гель. Когда энцефалограмму делали, измазали. — Он развернулся. — Потом оденься и иди на вахту. Получи барсетку, документы и мобильник. Можешь ехать домой.
— Я думал, что вы меня на месяц закрыли.
— Нет. Госпитализируют тебя перед комиссованием, скорее всего, в ведомственную больницу. Сюда ты придешь, если станет невмоготу. Я помогу тебе, обещаю. Новую жизнь начать не просто. Почти как умереть. Зато жить потом можно долго. Долго и счастливо.
Он подошел и положил на стол визитку.
— Звони в любое время. Второй — домашний.
Алексей покрутил в пальцах прямоугольную картонку.
Фамилия, имя и отчество, напечатанные на ней, соответствовали тому, как врач представился: «Олег Иванович Барановский». Ниже курсивом перечислялись научные степени. Бросилась в глаза строчка: «почетный член международного общества психоаналитиков».
— Можно вопрос, доктор? — Алексей поднял взгляд. Постарался, чтобы он не выглядел чересчур ментовским, а голос звучал нейтрально.
— Конечно.
— У вас очень странная клиника. Интересно знать, почему все процедуры проводились в бессознательном состоянии больного?
Олег Иванович хохотнул и растянул губы в улыбке. Вполне органичной и искренней, как показалось Алексею.
— Да, парень, трудно будет тебя на пенсию выпихнуть. Опер он и есть — опер. — Он провел пальцами по лицу, сминая морщины. — В бессознательном состоянии находился ты сам, без нашей помощи. Обычная защитная реакция организма на чрезмерный стресс. По сути, отсыпался за все годы службы. Честно говоря, нам было удобно, хлопот меньше. Спишь ты или нет, комплексному анализу крови, по которому мы можем установить четыреста болезней, без разницы. Рентгенту и томограмме — тоже.
— А это откуда? — Алексей показал след от укола на сгибе локтя. — И главное — что? Одни вкололи в отделении, второй — у вас.
Лицо Олега Ивановича стало серьезным.
— Леша, первое, умерь свой следаковский пыл, или ночью уйдешь в такой криз, что на стену бросаться станешь. Второе, «скорая» сделала инъекцию седуксена. Слабенький седатив. Всего «кубик». Для такого быка как ты это пять капель валерианки. В моем журнале, кстати, врач «скорой» оставил соответствующую запись, можешь проверить. У нас тебе сделали инъекцию «жидкого серебра». Стопроцентно безвредный укол. Входит в процедуру снятия компьютерной томограммы мозга. Сейчас пописаешь и все из организма выведешь.
— А унитаз в темноте светиться не начнет? — с ернической улыбкой спросил Алексей.
Олег Иванович коротко рассмеялся.
— Нет, не надейся. Кстати, таким ты мне нравишься. А то сидишь, как геморройный дед на толчке. Угрюмый и злой на весь свет.
Он протянул раскрытую ладонь. Судя по хватке, не врал, пальцы знали, что такое гриф штанги. Алексей постарался, чтобы и его пожатие не было дряблым и безвольным.
Олег Иванович удовлетворенно гугукнул. Потрепал Алексея по коротко стриженным волосам. Заглянул в глаза.
— Кстати, если не воспользуешься случаем и не возьмешь у Наташки телефончик, напишу диагноз «психосоматическая импотенция». Вот тогда ты у меня и получишь курс из ста уколов. Прямиком в причинное место.
Он прошел к двери, взялся за ручку. Оглянулся.
— И мой телефон не теряй. Удачи! — бросил он, взмахнув рукой.
Вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
Глава пятая. Scan C: for viruses
Алексей вышел на крыльцо, осмотрелся. Получалось, особнячок стоял в самом дальнем углу больничного городка. Путь к воротам лежал по длинной аллее мимо корпусов с ярко горящими окнами. А в особнячке царил полумрак. Только тусклым сиреневым светом прорисовывались квадраты окон на втором этаже.
Ветер щекотал еще не просохшие волосы. И это было приятно. Особенно радовало то, что стоило оказаться на улице, как моментально выветрилась вся больничная хмарь.
До сего дня медицинские учреждения Алексей посещал раз в полгода для обязательной диспансеризации. Потолкавшись в очередях страждущих, он еще полдня ощущал себя больным. Как человек, в силу молодости не имеющий проблем со здоровьем, подобных мест он инстинктивно чурался. И даже мысли не возникало залечь на больничную койку, как бы ни уставал на службе.
Единственный больничный лист он оформил у хирурга, серьезно растянув ахиллесово сухожилие. Но всю неделю провел на рабочем месте — стоял обычный аврал перед полугодовой проверкой. Леша с головой погрузился в бумажную работу, на которую никогда не оставалось времени. Чтобы сгоряча не гнали на экстренный вызов, забинтованную ногу демонстративно выложил на стул. Странно, но условный сигнал не действовал. Так всю неделю мимоходом и орали: «Леха, бегом с нами!» И еще удивлялись, когда не обнаруживали его рядом с собой в машине.
Леша не выдержал и повесил на стену позади себя больничный лист. Эффект получился обратный ожидаемому. Через час чья-то рука приписала на бланке больничного: «справка об условно-досрочном освобождении». Такой вот юмор у боевых товарищей.
Он еще раз проверил содержимое барсетки: права, паспорт, записная книжка, распечатки, что дал Костя, и лазерный диск были на месте. Остальное барахло тоже. Судя по всему, никто в сумке не рылся. А если да, то очень аккуратно. Удостоверение, как только получил назад, он сразу же вернул на место — в нагрудный карман. И теперь книжечка из плотного коленкора приятно грела сердце.
Алексей засунул в паспорт сложенный вдвое больничный лист. В отдельный кармашек — визитку Олега Ивановича и вырванный из блокнота листок, на котором четким почерком Наташа вывела свой телефон. Дала не ломаясь, восприняв подкат Леши как должное.
Алексей вспомнив угрозу Олега Ивановича заколоть до смерти, если не возьмет телефон у Наташи, усмехнулся. В голову влетела мыслишка, что у этого демонстративного жизнелюба хватит ума и беспардонности поинтересоваться, звонил ли Алексей. И даже спросить, имел ли разговор приятное продолжение.
— Наверно, все психоаналитики чуть-чуть с прибабахом на этом деле, — пробормотал он.
В глубине души он не мог не согласиться, Олег Иванович был прав. Грубо, как сама жизнь, прав.
Он защелкнул замок. И, помахивая барсеткой, пошел по аллее.
Приказал себе ни о чем не думать, пока не дойдет до ворот.
Надо было просто идти, бездумно радуясь тихому вечеру, шепоту листвы и свежему ветерку. Десять минут — это так много, чтобы прийти в себя. И так ничтожно мало в том мире, куда он возвращался.
Неожиданно воздух стал плотным, осязаемо вязким и густым, как вода в омуте. Шепот листвы стал отчетливым, серебристым и трескучим. Свет фонарей вспыхнул ярче, тени налились чернотой, четче обрисовались контуры крон.