Выбрать главу

Алексей допил кофе, кофе был отменный — «Черная карта» бразильского помола, откусил бутерброд с красной рыбой и пошел в ванную. Достал из машинки теплую, чуть влажную одежду. Немецкое чудо техники смыло все следы с джинсов, носков и рубашки. Второй раз за сутки.

Повесив одежду на сушилку, Алексей вернулся в комнату.

Взгляд сразу же уткнулся в трофеи, разложенные на журнальном столике. За истекший час он уже свыкся с мыслью, что они реальны, осязаемы и вполне функциональны. И, безусловно, принадлежат ему. Теперь уже казалось немного странным, что так долго обходился без них. Оружие, деньги и информация — три кита, на которых стоит сумасшедший мир. Сатанинская троица, триада власти.

По странному совпадению каждая из трех частей триады состояла из трех элементов. Оружие: стильный импортный «вальтер-ПК», т-образный уродец «стечкин» и кондовый и бесхитростный, как советский танк времен Второй мировой, тяжелый «ТТ». Деньги: три вида валюты — вездесущий, как тараканы, доллары, закомплексованные на державности рубли и новоявленные евро. Всего сто двадцать тысяч в пересчете на доллары. Информация: ноутбук и пара навороченных мобильных марки «Самсунг» со всеми цифровыми примочками.

К деньгам Алексей относился без спазматической икоты, к оружию без фанатизма, к компьютеру без предубеждения, но с опаской. Если задуматься, то все оттого, что до сего дня ни своих денег, не зарплаты — а д е н е г, ни оружия, ни информации у него не было. Если, что и было, так все — служебное. Не свое, не для себя.

Трофеи оказались первым признаком начала новой жизни. Принадлежащей только ему одному. Пусть и ненадолго. Но зато — полностью.

Алексей отхлебнул апельсиновый сок прямо из пакета. Достал из пачки «Кэмела» сигарету, прикурил. Поправил полотенце, обернутое вокруг бедер, и вышел на балкон.

В слепящей патоке тонули рафинадные кубики домов, между ними муравьями сновали люди, легионы стальных букашек-машин ползли по липким тропинкам дорог. Мушка-самолетик искоркой таял в мутно-белом небе.

Залитый солнечной карамелью город покорно лежал у его ног.

Колдовская страна! Ты на дне котловины Задыхаешься, льется огонь с высоты, Над тобою разносится крик ястребиный, Но в сиянье заметишь ли ястреба ты?[17]

«Мама, мамочка, о чем ты думала, когда подсовывала сыну книжки сверх школьной программы? На что рассчитывала, на что надеялась? Ведала ли ты в своем педагогическом раже, что единственный твой сын, надежда и вера, встанет по пояс голый на балконе, прочтет наизусть из твоего любимого Гумилева и окинет твой родной город, где тебе пришлось столько унижаться и страдать, ястребиным, холодным взглядом. И не будет в его глазах ни умиления, ни сострадания, ни прощения».

Он решил, что сейчас совершит два совершенно непредсказуемых поступка. Непредсказуемых для тех, кто плавится там, внизу. И парит свои мозги и задницы в кабинетах со щитом и мечом на стенке.

Первое, он сотрет к чертям все файлы с компроматом. Второе — ляжет спать. Положив под подушку «вальтер».

— С днем рождения, Ронин!

Окурок смертельным кульбитом устремился вниз.

Глава четырнадцатая

Firewall

Только во сне чувствуешь такую свободу. Во сне все настоящее и все только в настоящем, нет ни прошлого, ни будущего, есть только здесь и сейчас. Главное, ничему не удивляться, ничего не пугаться, не пытаться ничего избежать. И пусть все идет своим сумасшедшим чередом. Все равно ничего не изменить. Не ты выбираешь кошмар, кошмар выбрал тебя. Смотри и умирай.

Ронин смотрит на часы. Двадцать два тридцать две. И сорок одна секунда.

Он ждет одиннадцать секунд и толкает стальную дверь.

В глаза бьет психоделический фейерверк красок. Коридор слеплен из размывов и разводов цветных, живых, сочных, растекающихся пятен. Змеящиеся полосы, усмехающиеся кубы, беременные пирамиды, танцующие цветы и плачущие черепа. Заклинания и проклятия на всех мертвых и еще не придуманных языках. Виселицы хищного готического шрифта слагаются в девиз войны эпохи милленимума: «Digital'em all!»

Дрожащий свет люминисцентных ламп, закрытых изрешеченными пулями трубами.

— Digital'em all. Оцифруй всех! — шепчет Ронин.

Он улыбается резиновой улыбкой. Он в нужном месте и в самое подходящее время.

По ковру из акрилово-оранжевых змей идти не опасно, но очень неудобно. Кажется, что змеи расползаются и ботинок неглубоко проваливается в изумрудную ряску.

Тупик из бронзовых корней, заляпанных розовыми лепестками и костным мозгом.

вернуться

17

Николай Гумилев, стихотворение «Абиссиния».