Он слушает, внимательно ловя каждую модуляцию ее голоса. Эш говорит правду. Она, святая невинность, — вне игры.
И тут же в его памяти само собой и неизвестно откуда всплывает:
>Nikname: ASH
>Password: &Ash_WOOd_23ca #
>Date of Rugnarek installation: 2000-10-07
> Startgame: PASSED 2000-10-09
> Personal info: Access denied
>Role: free warrior
>Last leveclass="underline" 5
>Actions: 4 — all succeed
>Actions info: DELETED
> Team: No
> Current status: TERMINATED 2001-05-05
> Terminated by: HUNTER.
Он приподнимает голову. Не видит ничего, кроме закинутых ног, живота, прикрытого скомканной простыней, и двух темно-коричневых сосков, задорно точащих в разные стороны.
— Эш! — окликает ее он.
Она выгибается, поворачивает голову, подставляет лицо под его взгляд. В глазах лишь нега пригревшегося котенка. На губах плавает улыбка девочки-подростка, без разрешения посмотревшей папину видеокассету.
Она ничего не знает об одиночной воительнице по кличке Эш, вступившей в игру в девятого октября двухтысячного года, достигшей пятого уровня с четырьмя успешными ликвидациями и ликвидированной пятого мая игроком по имени Хантер.
— Я тебя придавила? У тебя такое лицо…
— Какое?
— Сам посмотри.
Она указывает большим пальцем за спину.
Он поворачивается. Всю стену слева от входной двери занимает встроенный шкаф с зеркальными дверцами. Одна распахнута, обнажая полки, плотно заставленные книгами и коробками, обклеенные бледно-розовой бумагой в цвет обоев. Своего отражения он не видит. Придется вставать или сгибаться пополам.
Он решает встать и проверить кое-что еще.
Осторожно сдвигает голову Эш. Рывком вскакивает на ноги. В голове гулкий звон, словно в колоколе заблудился ветер.
Он подходит к окну. Сует в жалюзи палец и выглядывает наружу через щель в плотном полотне соломинок.
Снаружи под лучами солнца плавится улица. Насколько может судить, где-то в старой Москве. Пешеходы и машины выглядят самыми настоящими. Дом напротив затянут зеленой строительной сеткой. На лесах прохлаждаются гастербайтеры. Майки они сняли и чалмой намотали на головы.
Он разворачивается. И видит свое отражение в зеркале.
— Опа! — тихо роняет он.
— Головка бо-бо? — улыбается Эш, глядя на него снизу.
А он не может оторвать глаз от чужака в зеркале.
Нет, тело осталось прежним. Только покрыто плотным темным загаром. И лицо. Волосы выгорели до белизны. Острижены коротким бобриком. Даже брови — белые.
От всего, что он помнит, остался только черный глубокий синяк в подключичной ямке. Будто нещадно вдавили острым штырьком.
Он медленно прощупывает синяк. Под пальцами медленно оживает комок боли.
— Клянусь, это не моя работа, — выдает Эш. Она, ничуть не смущаясь ни своей наготы, ни его продолжает его разглядывать. — Мне можно инкриминировать только царапины на спине. Остальное на себя не возьму, хоть пытайте!
Он на неестественно твердых ногах идет к двери.
Дверь украшает парадный плакат партии СПС. Три богатыря демократии: пузатенький Федоров, стервочка Хакамада и кудлатый пудель Немцов старательно изображают думу о народном благе, ясное видение перспективы и верность идеалам. Игривой рукой, прошедшейся по плакату ядовито-синим маркером, партийная аббревиатура СПС расшифрована как «Случайные Половые Связи». Ниже другим почерком и на другом языке добавлено: «Forever».
Ронин резко распахивает дверь.
Обычная прихожая обычной квартиры. Здесь пахнет кухней и чувствуется характерный запах подъезда.
— Туалет направо, первая дверь, — подсказывает Эш.
— Кто-то еще дома есть?
На полу две пары обуви. Женские и мужские кроссовки.
— Ноу бади ин, фэллоу! — по-эллингтоновски пропевает Эш. — Подруга укатила в свой Минск голосить против Лукашенко. Она же у меня, того, активная феменистка. К универу обещала объявиться. Если менты белорусские не свинтят.
— Оно ей надо? — спрашивает он.
— Так активисты, что их для дебошей вербовали, каждому бесплатный билет до Минска дали. А Манюха свою мамку второй год не видит, вот и купилась.
— Мне бы, девки, ваши проблемы, — бормочет он, почесывая занывший висок.
На полу, кроме кроссовок, еще комом лежит одежда. Получается, с себя все сняли, едва переступили порог.
Он ногой шевелит кучу. Одна пара джинсов и рубашка, на глазок, ему в пору, но таких он не помнит. Не помнит и армейскую куртку, разбросавшую рукава в сторонке. И армейского образца сумку у двери.
Переступает через одежду. Заглядывает в дверной глазок. Вид через рыбий глаз на лестничную клетку достаточно безрадостен: мрачно и пусто. Дверь напротив открывается, выпуская мальчишку с лохматым псом. Оба выглядят вполне натурально.