Весть о скором отъезде Цыбикова, похоже, расстроила девушку. Впрочем, самого востоковеда сей факт заботил мало: поигрывая ключами, он пошел наверх, чтобы впустить Жаргала в комнату. Тинджол задумчивым взглядом провожала Гомбожаба, но он так ни разу и не обернулся. Поднявшись, востоковед отпер дверь и впустил Жаргала внутрь; положив сумки на пол посреди комнаты, слуга выпрямился и облегченно вздохнул. Лоб парня блестел от пота – дорога его заметно утомила.
Цыбиков, окинув слугу рассеянным взглядом, высыпал монеты из кошелька на ладонь и, отсчитав нужное количество, передал ланы Жаргалу:
– Вот, держи. Можешь быть свободен.
Парень спрятал выручку за пазуху и, поблагодарив Гомбожаба, покинул комнату. Цыбиков уже собирался закрыть дверь, когда из коридора послышался голос Жаргала:
– Ты уже нашел слуг, с которыми отправишься 10 сентября?
Востоковед выглянул в коридор: парень стоял возле лестницы и вопросительно смотрел на путешественника.
– Пока что нет, – покачал головой Гомбожаб. – А ты что, хотел пойти со мной?
– Не я, – покачал головой Жаргал. – Но я знаю одного бурятского ламу, который с радостью пошел бы. Он бы сгодился тебе в толмачи. Если хочешь, я скажу ему, чтобы зашел к тебе.
– Ты прав, хороший толмач мне понадобится, – кивнул Цыбиков. – Скажи, пусть приходит.
– Хорошо, – кивнул Жаргал. – Его зовут Рэншэн. Думаю, он придет к тебе уже завтра.
– Прекрасно, – сказал Цыбиков. – Прощай, Жаргал.
– Прощай, Гомбожаб.
Слуга ушел, а Цыбиков, сбросив пыльную дорожную одежду, завалился на лежак и быстро уснул. Снилось ему прекрасное ничто.
Рэншэн пришел рано утром, еще до того, как Гомбожаб успел позавтракать, чем немало удивил востоковеда.
– Когда Жаргал успел тебе рассказать? – спросил он, глядя на гостя поверх дымящейся чашки с отваром. – Мы же прибыли вчера поздно вечером!
– Тогда и рассказал, – с неуверенной улыбкой пожал плечами Рэншэн.
Он оказался весьма смышленым малым, и Цыбиков безо всяких сомнений его нанял. Рэншэн, обрадованный тем, что они договорились, ушел, а Гомбожаб отправился на торговую улицу за сувенирами и книгами. Для востоковеда это была настоящая мука, но Савельев настаивал, чтобы востоковед привез как можно больше материалов для исследования, а что лучше могло рассказать о Тибете, чем труды местных авторов и изделия местных мастеров, вроде молитвенных колокольчиков? Дело осложнялось тем, что Лхаса славилась подделками, и Цыбикову приходилось лично просматривать каждый предмет с точки зрения его подлинности и ценности для Академии наук, чтобы не привезти обратно искусно сделанную, но бесполезную для исследования безделушку. В итоге Гомбожаб провел на рынке несколько долгих часов, после чего, порядком утомившись, отправился обратно в гостиницу. Добыча востоковеда была не слишком богата – десять книг и ворох различной тибетской мишуры.
Чуть в стороне от дверей гостиницы, переминаясь с ноги на ногу, стоял худющий бедняк в лохмотьях. Востоковед скользнул по нему рассеянным взглядом и хотел уже войти внутрь, когда тощий вдруг сказал:
– Здравствуй, Гомбожаб.
Цыбиков обернулся и посмотрел на нищего уже куда внимательнее, чем прежде.
– Иондань? – удивленно пробормотал востоковед, наконец поняв, кто перед ним.
Его бывший слуга очень сильно похудел с момента их последней встречи несколько месяцев назад. Складывалось впечатление, что все это время Иондань не ел и не спал… и уж точно не выпивал: взгляд его был трезвым и очень усталым, да и специфический запах алкоголя отсутствовал.
«Да и уши на месте, стало быть, в жернова законников тоже не попал…»
– Что ты тут делаешь? – спросил Цыбиков.
Монгол искоса посмотрел по сторонам, потом вытащил из-за пазухи потрепанный кошель и передал его опешившему Гомбожабу.
– Это что такое? – не понял востоковед.
– Пятьдесят ланов. Мой долг.
Цыбиков посмотрел на кошель в своей руке.
«Не может быть…»
Если судить по весу, то внутри кошеля действительно было около пятидесяти ланов.
– Все? – спросил Иондань, хмуро глядя на Гомбожаба.
Бедняк едва стоял на ногах от усталости. Казалось, он может упасть от малейшего дуновения ветра.
«Видимо, все это время он горбатился на полях, чтобы вернуть долг… а, возможно, украл».
Цыбикову стало тошно от этой ситуации. Он ждал от Ионданя чего угодно, но не этого. Любых отговорок, а не выполнения обещания.
«Так нельзя».
Неподвижно глядя на Ионданя, Гомбожаб развязал шнурок кошелька, запустил руку внутрь и, вытащив несколько монет, спрятал их за пазуху, не считая. Монгол смотрел на него, не понимая, что происходит. А Цыбиков тем временем, аккуратно завязав шнурок, протянул кошелек обратно Ионданю со словами: