Поужинав, я отправился на улицу – покурить сигару. Выйдя наружу, я, к своей радости, обнаружил Борю Гринберга, который уже сидел на лавочке у входа.
– Я тебе тут не помешаю с сигарой? – спросил я, усаживаясь рядом.
– Что? О, нет, конечно! Наоборот, хорошая возможность продолжить наш незаконченный разговор.
– Про фотографии? – раскурив сигару, припомнил я.
– Ага. На чем мы там остановились, не помнишь?
– На незавидном будущем профессиональных фотографов. Ты рассказывал о новых девайсах, которые похоронят эту профессию.
– Ну, похоронят, наверное, сильно сказано… но реальность такова, что сегодня есть очень много таких вещей и навыков, которые для нас торедантны, или, проще говоря, утрачены. Утрачены олдскульные скилы. Например, логарифмическая линейка или экспонометр – да, когда-то люди могли гордиться умением пользоваться ими, но сегодня этот навык не дает тебе никакого преимущества перед другими людьми. Это вполне нормальный процесс, издержки прогресса, если позволишь. И другие навыки завтра, послезавтра, через неделю или год будут также отмирать по причине замены их интеллектуальными системами.
– Секстант, например, – сказал я, глядя на звездное небо и яркий фонарь луны. – Когда-то важнейший прибор для мореплавания, а сегодня такой примитивный с точки зрения технологий навигатор уже не нужен…
– Ну, кстати, секстант – такая любопытная вещь… если на судах его уже не используют, то, допустим, в космосе, где невозможно пользоваться GPS, он обретает новую жизнь. В космосе ведь нет горизонта, там смотрят не за солнцем, а за звездами.
– Да, но в любом случае за ними смотрит не человек, а искусственный интеллект.
– Смотрят машины, да, но ориентируются по приборам, которые аналогичны секстанту. И если вдруг создается аварийная ситуация и машина выходит из строя, то космонавт должен уметь пользоваться настоящим секстантом, этот навык может при определенном стечении обстоятельств стать жизненно важным! По сути, единственное отличие того секстанта от земного – там искусственный горизонт: в космосе невесомость, и ты просто не знаешь, где он находится.
– Ну, с одной стороны, да, новая жизнь старой вещи, но, с другой – космонавты – это все же профессия единиц на планете Земля, тогда как моряков гораздо больше, и вот там секстант уже неактуален.
– Да. Сегодня на кораблях исключен даже звездный альманах, без чего секстант просто железка. Поэтому очень многие обязательные навыки, без которых в наши дни не сделаешь хорошую фотографию, уже завтра могут устареть и стать ненужными. Сегодня важно умение ловить момент; если ты его упустил, кадр утерян безвозвратно. Но уже в относительно недалеком будущем это изменится – не будет никакого решающего момента.
Дверь открылась, и из кафе вышел Лама. Он выглядел чуть более усталым, чем вчера, видимо, из-за споров с Виталиком, но в целом все еще оставался благодушным. Увидев нас, он присел на лавку рядом с Гринбергом, а тот, улыбнувшись ему самым уголком рта, продолжил:
– Машина будет анализировать пространство непрерывно, сама определяя этот решающий момент. То есть это будет осознанный выбор, а не случайное совпадение события, которые ты успел снять, вовремя щелкнув затвором фотоаппарата.
– И какой же машине подобное по силам? – спросил я. – Вот, допустим, квантовый компьютер? Он же может с подобным справиться?
– Нет, поскольку предназначен только для определенного вида задач, – покачал головой Гринберг. – Он даже обычный компьютер не заменит – функционал совершенно иной. Ну, то есть, например, для взлома шифра биткоина он не подходит.
– А в чем его особенность? – нахмурился я. – Супервысокая производительность? Количество операций в секунду?
– Нет. В том-то и дело, что в квантовом компьютере как таковой нет скорости вычислений, – объяснил Гринберг. – Там другой принцип. Обычный компьютер основывается на битах, «нулях» и «единицах». У тебя есть, например, некий бесконечно огромный список имен, и тебе нужно узнать, есть ли среди них Дихроя, то есть пройтись по всему списку и спросить: ты Дихроя или нет, «ноль» или «единица»?
Я кивнул, подтверждая, что принцип работы обычного компьютера мне понятен. Лама же слушал наш разговор, не перебивая.
– В квантовом компьютере все обстоит несколько иначе, – продолжил Гринберг. – У тебя есть база, массив со всеми именами, дальше, когда ты запускаешь поиск Дихрои, все волны, которые являются Дихроей, сразу входят в суперпозицию. И, соответственно, за один такт ты решаешь задачу, сложность которой прямо пропорциональна размеру массива. Поэтому в тех операциях линейной алгебры, где комбинаторика очень важна, квантовый компьютер является настоящей панацеей. Но, к сожалению, до массового производства подобных машин пока еще очень далеко. Там есть ряд сложностей, которые только предстоит решить. К примеру… единица размерности в квантовом компьютере называется кубит и представляет собой запутанную пару фотонов. Самая главная проблема – это как поддерживать ее когерентной, как сохранить ее запутанность. Потому что все выходит из фазы в конечном итоге. Она не бесконечна. Это как игра в квача: если ты отвлечешься, а потом посмотришь, то ты уже не знаешь, кто квач. В диаграммах Ваймана можно показать, что может быть бесконечное количество вариантов, но у них разная вероятность…