Словом, до сих пор получалось так: если Дик интересовался бутылками, то только для того, чтобы побыстрее сбыть их.
Тем удивительнее выглядело его поведение сейчас: он шел за тележкой старьевщика, он глаз не спускал с поблескивающего на тусклом солнце выпуклого бока бутылки.
Чем же она околдовала его?
Своим цветом, своим видом, своей формой. Бутылка была пиратской. Да, Дик понял это сразу. Ведь всего минут десять - пятнадцать назад он видел в телевизоре, как воевали, веселились, пьянствовали пираты. Вино и виски они черпали кружками из бочек. А ямайский ром был в бутылках - старинных, синих, выпуклых, как луковицы, бутылках с длинными, суживающимися кверху горлышками. Именно из такой пил Роберт Кид, после того как захватил в плен красавицу маркизу Элен.
Все это происходило в радиофильме, все это было похоже на сказку, а тут вдруг - пожалуйста: настоящая пиратская бутылка! Кто знает, может быть, из нее пил сам знаменитый Роберт Кид - гроза морей, главарь морских разбойников Атлантики? И вот теперь она тут, на тележке старьевщика. К ней можно подойти, ее можно потрогать, взять в руки, даже купить...
А старьевщик спокойно катил свою тележку с синим стеклянным сокровищем. Он, наверно, не подозревал, какую ценность везет.
Положим, подозревал. Во всяком случае, стал подозревать с той минуты, как заметил, что рядом с ним бежит вприпрыжку смешной парнишка в кепке, надвинутой на большую, не по плечам, голову, в спортивного вида куртке, в чулках, выглядывающих из-под коротких штанов с напуском. Парнишка упорно бежал рядом. Глазастое лицо его напоминало подсолнечник, поворачивающийся за солнцем. Солнцем была синяя бутылка. Он не отрывал от нее восторженного взгляда.
Старьевщик замедлил шаг.
- Ты что, парень? - спросил он.
- Мистер... - заговорил Дик. - Скажите, пожалуйста, мистер, эта бутылка... вон та, что лежит у вас, - вы ее выменяли, да?
- Как сказать... - неопределенно протянул человек за тележкой. - Что выменял, что купил - разницы нет. А тебе-то что?..
- Нет, я так... - Дик оробел. - Вы ее не продадите, мистер, бутылку эту?
- Продать? - Колокольчик под навесом тележки перестал тренькать. Человек остановил свой экипаж, остановился сам, посмотрел на Дика, на бутылку, снова на Дика. - Продать, парень, можно. На свете нет вещи, которая бы не продавалась. Были бы деньги. За деньги, брат, все можешь купить, хоть Бруклинский мост. Ты как, не приценивался к нему?
Бруклинский мост, соединяющий в Нью-Йорке остров Лонг-Айленд с центром города, Дику был не нужен. Поэтому, не отвечая, он снова затянул:
- Нет. правда, мистер, продайте бутылку.
- Зачем тебе?
Зачем? Странный вопрос. Его мог задать только тот, кто, владея бутылкой, понятия не имеет о том, что она пиратская, что из нее, может быть, сам Роберт Кид пил.
И это счастье, что старьевщик об этом понятия не имеет. Он бы заломил немыслимую цену. А так с ним легче будет сговориться. Не надо быть дураком. Надо уметь молчать. Незачем рассказывать то, что тебе же самому во вред пойдет.
- Знаете, - начал Дик, - я уже давно ищу такую. У мальчика с нашего двора была вроде этой, только я разбил, и мне ее нужно вернуть... А вообще у наших ребят много таких бутылок. Они у нас задешево идут. Только вот у меня нет.
- Ну, это ты, положим, врешь, что много, - сказал старьевщик. - Я в бутылках разбираюсь. Таких у вас нет, да и быть им неоткуда. Не тот район. Это вещь портовая. Она мне в порту попалась.
Услышав про порт, Дик разволновался еще больше. Ну да, конечно, где же быть пиратским бутылкам, как не в порту!
Тянуть дальше не было сил. Дик достал из кармана десять центов, положил на край тележки.
- Мистер, - сказал он умоляющим голосом, - дайм довольно за бутылку, это хорошая цена.
- Ты всегда свои дела так делаешь? - удивился старьевщик. - Кто же за пустую посудину десять центов дает? Отец твой вряд ли в миллионерах ходит, а ты деньги транжиришь. Бить тебя некому.
Сказав так, он взял у Дика дайм и отдал бутылку. Колокольчик снова затренькал. Человек пошел дальше.
А Дик, не помня себя от счастья, побежал домой. В его руках океанской глубиной отсвечивала синяя пиратская бутылка.
Глава пятая. КРЫСЫ НАСТУПАЮТ.
ПОЧЕМУ РАССЕРДИЛАСЬ МА?
Дома Дика ждали крупные неприятности. При других обстоятельствах он сразу почувствовал бы грозу в воздухе: мать, когда он вошел, не заговорила с ним, не посмотрела в его сторону, даже не напомнила о том, что, придя с улицы, следует вытереть ноги. Эти признаки не предвещали ничего хорошего. Но ему было не до них. У него были свои заботы.
Не обращая ни на что внимания, Дик первым делом полез за комод. Комод стоит у окна, наискосок к кровати. За ним есть свободное пространство, куда даже кошка с трудом протиснулась бы. Но Дик пролезает. И там он хранит все, что у него есть ценного.
Туда же поставил бутылку.
Выбравшись из закутка и все еще ничего не замечая, Дик сказал:
- Ма, я есть хочу. Мать не повернулась к нему, не ответила.
Дик повторил:
- Ма, я ведь есть хочу!
Снова молчание.
Дик забеспокоился. Что случилось? Почему такое отношение?
И тут он вспомнил - Бетси! Он оставил ее одну. Но она ведь и сейчас спит так же спокойно, как два часа назад.
- Ма, - попытался оправдаться Дик, - Бетси, когда я уходил, тоже спала. Я думал, что ей спокойнее будет...
Мать повернула к нему расстроенное лицо:
- Я знать тебя не желаю, негодник! Я видеть тебя не хочу!.. Ты что чуть не натворил?
- Что - натворил? Ничего не натворил...
- Да? А кто из дому ушел? Кто оставил Бетси одну? Кто чуть не загубил ребенка?.. Пресвятой Колумб! Страшно подумать, что случилось бы, не вернись я вовремя!
Дик испугался:
- Что, ма? Что случилось бы?
- Вот что!.. - Мать рывком сняла со спинки детской кроватки пеленку и развернула. В углу ее Дик увидел какие-то узорчатые дырки, какую-то странную бахрому. Что это такое, объяснять не надо было. Он и так понял.
- Крысы?.. - произнес он. - Но ведь па заколотил нору под раковиной!
- А они снова прогрызли, - ответила мать. - У меня и сейчас слабость в ногах, я чуть в обморок не упала. Представляешь, открываю дверь, а на кровати возле Бетси две крысы. Одна совсем большая - зверь, настоящий зверь! Просто страшно подумать, что было бы, приди я на пять минут позже!.. А я на тебя надеялась, я думала, что ты у меня умный, что на тебя можно оставить дом.
Мать заплакала и пеленкой, что держала в руках, стала вытирать глаза.
И оттого, что мать больше не ругала его, Дику стало особенно стыдно. У него тоже что-то подступило к горлу, что-то защекотало в глазах. Он представил себе искусанную Бетси и себя - виновником несчастья. Ведь от крысиных укусов дети даже умирают. Слезы часто-часто побежали по лицу Дика.
Мать притянула его к себе.
- Боже мой, боже мой! - сказала она. - За какие грехи все это нам?..
Но долго горевать мать не умеет. Она говорит, что там, на Западе, откуда она родом, у людей кровь красная, а у здешних, на Востоке, - водянистая. И что людям с красной кровью унывать не полагается. Поэтому, заставив Дика высморкаться, она тоже в последний раз вытерла глаза и быстро собрала на стол. Через пять минут мать рассказывала о том, как толстая Салли хотела обмануть ее - дать грудинку второго сорта вместо первого - и как этот номер у лавочницы не прошел. О крысах она больше не вспоминала.
А у Дика, должно быть, кровь не очень красная, она, должно быть, у него отцовская, разбавленная. Он ел копченую грудинку с бобами, слушал мать, но прийти в себя не мог - о крысах не забывал.
ГРОЗА МОРЕЙ РОБЕРТ КИД ДЕЙСТВОВАЛ БЕЗ ШТОПОРА
Дик думал бы о крысах весь день, если бы не новые заботы. Его расстроила бутылка. Да, замечательная синяя пиратская бутылка вдруг стала его беспокоить. Беспокойство овладело им с того времени, как он забрался в свой уголок.