Ну и повезло Дику с соседом! Ну и рассказчик Том! Чего он только не повидал на своем веку, где только не побывал, каких только историй не знает!
Том рассказывал охотно. Ему самому нравилось вспоминать матросскую жизнь, случаи на море, дальние плавания, интересные места, в которых бывал, занятных людей, с которыми встречался.
В общем, Дик чувствовал себя совсем неплохо. Будет чем поделиться с ребятами, когда вернется домой. Что это произойдет скоро, он не сомневался: мать заплатила за неделю; три дня из семи прошли, значит, осталось четыре. За это время глаз не то что может, глаз должен зажить. Как же иначе?.. За неделю взяли — в неделю и обязаны вылечить.
Так рассуждал Дик. За глаз он не беспокоился, а вот судьба синей бутылки его тревожила. Он все время думал о ней и очень боялся, как бы мать не выкинула на помойку его редкое приобретение.
Дик почти забыл о поврежденном глазе; между тем с глазом дело обстояло нехорошо. Это стало ясно утром четвертого дня, когда в сопровождении миссис Джен он, как всегда, пришел в хирургический кабинет. Кроме глазного врача, постоянно делавшего перевязки, здесь было целое общество: веселый доктор Паркер, мисс Сильвия, какой-то незнакомый врач с круглым зеркальцем, надетым на голову, и еще два человека в белых халатах — мужчина и женщина. Дик сначала не разобрал, кто это, но вдруг увидел и кинулся к ним:
— О ма, ты здесь? И па здесь?
Мать обняла сына. Отец ласково положил свою изъеденную краской руку на плечо Дика. Они не успели сказать друг другу двух слов, как незнакомый доктор вынул из кармана большие золотые часы, щелкнул крышкой и нетерпеливо произнес:
— Мы теряем время, джентльмены!
Доктор Паркер встал и, взяв Дика за руку, усадил в кресло перед столиком с инструментами.
Минут пятнадцать три врача разглядывали оба глаза Дика — и поврежденный и здоровый — сквозь круглое зеркальце, через какой-то аппарат, похожий на подзорную трубу, и через другой аппарат, вроде фотографического. Потом они обменялись между собой непонятными фразами, и мисс Сильвия сказала сиделке:
— Вы можете увести больного, Джен.
Джен вместе с Диком вышли из кабинета. Ему вдруг стало не по себе. Что происходит? Почему собрались три врача и четвертая мисс Сильвия? Почему вызвали мать и отца? Врачи, видно, что-то хотят сказать им. Но что? Должно быть, что-нибудь о нем, о его глазе…
Дик взглянул на сиделку. Она тоже посмотрела на него. В ее добром взгляде были жалость и сочувствие. Как бы читая его мысли, она сказала:
— Не тревожься, Дик, все будет хорошо!
— Я не тревожусь, — глухо ответил Дик. — Чего мне тревожиться?
— Так и надо. Молодец! — похвалила миссис Джен и дотронулась до его плеча: — Вот что, дружок, ты пройди к себе, а я спущусь вниз, меня там ждут. Ладно?
— Ладно, миссис Джен, я не маленький, меня провожать не надо…
Сиделка свернула по коридору налево, а Дику следовало идти прямо. Но он к себе не пошел. Он дождался, пока деревянные ступени лестницы заскрипели под ногами миссис Джен, и зашагал обратно к кабинету. Дверь была чуть приоткрыта. В темноватый коридор пробивалась узкая, в два пальца, полоска света. Дик остановился и стал слушать. Сначала донесся голос толстяка Паркера. Он говорил глухо, будто из бочки гудел. Дик не разобрал ни слова. Потом послышался голос незнакомого доктора. Тот произносил слова медленно, внятно, и, когда до Дика дошел их смысл, ему стало душно, жарко, нехорошо. Речь шла о нем.
— Миссис и мистер Гордон, — говорил незнакомый врач, — я передаю вам свое мнение и мнение моих коллег. Дело обстоит так: глаз вашего сына серьезно поврежден. Не стану вдаваться в подробности. Это лишнее. Объясню только то, что вы должны по-настоящему понять. И притом понять как следует, так, чтобы вам от начала до конца все было ясно. Дело вот в чем: вас, должно быть, беспокоит правый глаз сына, тот, в который попал осколок стекла, не так ли?
— Да, — услышал Дик голос матери. — Вы бы видели, доктор, как мальчик страдал…
— Конечно, — подтвердил доктор. — Болевые ощущения были несомненно сильными, и это внушило вам тревогу?
— Да, — снова сказала миссис Гордон. — Я так боюсь за глаз Дика! Я ночей не сплю из-за этого.
— Из-за чего — «из-за этого»?
— Ну, из-за глаза… Я боюсь, как бы чего плохого не случилось.
— Что вы понимаете под словом «плохое», миссис Гордон? — безжалостно продолжал допытываться доктор.
В голосе матери послышалась растерянность:
— Мне страшно даже говорить об этом. Я боюсь, чтобы Дик не лишился глаза.