Когда это было проделано в первый раз, к грузовику подошел лоточник с лотком, на котором лежали запонки, гребенки, мыло и всякая другая мелочь.
— Эх, горе-продавцы! — засмеялся он. — Кто ж у вас купит газету, если вы ее всем читаете?
Том запнулся, но продолжал читать.
Дочитал до конца. Замолчал. Никто из стоящих вокруг не произнес ни слова.
«Плохо дело, — подумал Том. — Лоточник прав: торговцы мы действительно никудышные. Читанные газеты, видно, в самом деле не товар».
Но Том напрасно опасался. Люди молчали не потому, что не хотели брать газету, а потому, что их взволновало услышанное. После нескольких минут молчания кто-то в толпе сказал:
— А ну, шапку по кругу!
Чья-то кепка пошла по рукам, кто-то положил дайм, кто-то — другой, потом еще и еще… В машину кепку передали почти полную. Большей частью здесь была мелкая монета, но попадались квортеры, полудоллары, попадались и бумажные деньги.
Том и Кинг в это время раздавали газеты. Давали всем, кто протягивал руку. Они едва успевали развязывать пачки.
Так было на второй остановке, так было на третьей и на всех следующих. Через полтора часа в грузовике не осталось ни одной газеты. Повернули обратно.
Во дворе типографии шумел молодой народ. Тридцать восемь газетчиков во главе с Майком толпились под цинковым навесом, где конторщик, сидя за маленьким столиком, получал выручку. Он аккуратно отмечал, кто сколько газет продал.
Последними в списке стояли имена моряка и инженера.
— Том Ауд и Кинг Блейк, — вызвал их старенький конторщик, не поднимая головы от списка. — Давайте подходите, мальчики, выкладывайте выручку.
— Давайте, давайте, мальчик, выкладывайте, — подтолкнул Том локтем Кинга.
Одну минуту, сейчас, — глубоким басом прогудел Кинг.
Услышав мощный голос, старенький конторщик от удивления втянул морщинистую, как у черепахи, шею в высокий жесткий крахмальный воротничок-панцирь и поднял глаза на подошедших к столику газетчиков.
— Да-а, хороши мальчики!.. — улыбнулся он своей ошибке. — Таким бы мальчикам у Барнума в цирке гирями ворочать…
Ребята дружно захохотали. Им смешно было, что в их компании оказалось двое взрослых. Конторщик, однако, решил, что смеются над ним, и рассердился.
— А вы чего здесь торчите? — закричал он на мальчиков. — Отчитались — и марш отсюда!
Нет, мистер, — выступил вперед Майк, — нам нужно узнать, кто больше всех газет продал.
— Кто больше газет продал? Зачем?
— Да так, нужно… — неопределенно протянул Бронза. — Вы уж скажите нам, пожалуйста.
Просительный тон Майка смягчил старика.
— Новая забота… — заворчал он, но стал просматривать список. — Больше всех… больше всех… Ага, вот, кажется, самая большая цифра: Олден Фрэнк — двести восемьдесять пять.
— Что, Чез! — осклабился в улыбке Фрэнк Темный.
Он накануне поспорил с Чезом Николсом о том, кому достанется бутылка, и сейчас торжествовал победу.
У честного Чеза лицо вытянулось. Он так старался сегодня. Он пробежал сегодня с газетами километров пятнадцать, не меньше. Он голос потерял, выкрикивая: «Экстренный выпуск! Экстренный выпуск!», а Темный перекрыл его. Что ж, уговор есть уговор: он проиграл.
— Твой верх, Фрэнк, — сказал Чез дрогнувшим голосом.
— Нет, позвольте, — поправил себя старенький конторщик. — Здесь, кажется, еще бóльшая цифра есть… Да, да — Николс Чез: ровно триста.
Чез чуть не подпрыгнул от радости.
— Что, Фрэнк! — попытался он крикнуть, но голос его сорвался на странный писк. — Если по-честному, то бутылка моя! Но мы еще раз проверим…
Майк стоял растерянный. Он не знал точно, сколько газет продал, но ему казалось, что много. За всю свою жизнь газетчика он в один вечер никогда не продавал столько. Где только не побывал с газетами! И на вокзал забегал, и в метро пробрался, и на пристань, где люди ждали парома, поспел, и к воротам фабрики Снейдера примчался как раз в тот момент, когда смена выходила… А от ребят все-таки отстал. Обидно, очень обидно!.. Самолюбие Бронзы страдало.
Но тут рассеянный старик снова ткнул пальцем в лист и сам себе скомандовал:
— Стоп! Стоп! Вот у кого, кажется, больше всех — у Грина. Точно. Именно у него. — Конторщик посмотрел поверх очков на газетчиков и внушительно произнес: — Грин Майк — триста пятьдесят два. Молодец, Грин! Восемьдесят восемь центов заработал.
Пришла очередь торжествовать Майку.
— Что, Фрэнк! Что, Чез! — сказал он. — Бутылка-то того… Не видать вам бутылки.