Харитон летал теперь на тяжелом бомбардировщике дальнего действия. «Прекрасная машина», — хвалил он свой самолет. Но, признаться, о том, как летает он на своей «прекрасной машине», Харитон почти не писал. Впрочем, Илите и без того было известно, чем занимаются летчики-бомбардировщики: наносят удары по скоплениям войск противника на узловых станциях и в городах, громят огнем и бомбами танковые полчища, совершают далекие рейды в тылы противника, где взрывают вражеские военные заводы. Да, нелегкая, опасная служба у Харитона!
Но чем меньше сообщал Харитон о деле, о боевых успехах, тем больше писал он о своих чувствах к Илите, о надеждах, о том, как они счастливо заживут, когда кончится война.
Илита тут же принялась за ответ Харитону. Так много хотелось рассказать ему! Так много чувств скопилось в душе! Пусть Харитон бережет себя. Пусть знает, что на земле и в воздухе Илита помнит о нем — помнит всегда-всегда. Даже недавно, когда она выполняла ответственное задание и с честью выполнила его, мысли ее были с Харитоном; это он помог ей, хотя и не был рядом…
Жаль, что в письме нельзя поподробнее рассказать о случае с подводной лодкой фашистов — такое в письмах сейчас не пишут. Но что хвалиться? Харитон ведь не расписывает свои успехи, а у него их побольше, чем у Илиты.
Она отдала письмо почтальону и легла на койку. Долго еще думала о Харитоне, а потом уснула. Проснулась к вечеру. Разбудил Илиту громкий разговор за брезентом палатки. Кто-то сказал:
— Вся эскадрилья идет на задание!..
Так оно и вышло.
В сумерках самолеты эскадрильи, ведомые майором Джапаридзе, поднялись в воздух и направились в сторону Ростова. Ночью приземлились на прифронтовом аэродроме. Над горизонтом то и дело вспыхивали яркие зарницы разрывов; гул снарядов и бомб был хорошо различим.
«Наконец-то мы понюхаем пороха!» — думала Илита, прислушиваясь к грому артиллерийской перестрелки, нараставшему от минуты к минуте.
Не успела Илита устроиться в небольшой землянке, как за ней прислали от Джапаридзе.
— Дика! (Теперь вся эскадрилья называла ее так.) Дика! К командиру!
Илита накинула шинель и выбежала на улицу.
Начинался хмурый осенний день. Небо все сплошь было укутано серыми, унылыми облаками. С севера тянуло холодным, пронизывающим ветром.
Илита вдохнула полной грудью. Зима чувствуется; кажется, еще денек-два, и выпадет снег. Трудно летать в такую пору.
В землянке командира эскадрильи майора Джапаридзе не оказалось. Был здесь только Ефименко. Недавно его повысили в звании, он стал старшим лейтенантом, чем, кстати, весьма гордился. Илита привыкла видеть его спокойным, уравновешенным и очень удивилась, когда заметила, как раздраженно он разговаривал с двумя молоденькими безусыми лейтенантами, прибывшими недавно из школы пилотов.
— Привет, Дика! — кивнул Ефименко Илите и снова перевел хмурый взгляд на лейтенантов. — Теперь поняли свою ошибку? — Он устало махнул рукой. — Эх, вы, в двух соснах запутались!
На столе перед Ефименко была разостлана потрепанная карта-десятиверстка, испещренная многочисленными красными и синими пометками. Старший лейтенант то и дело теребил ее, стараясь объяснить новичкам, куда нужно было лететь и куда не нужно.
Илита присела к столу, с интересом разглядывая молодых летчиков. Вид у них был сконфуженный и растерянный. Илите вдруг стало жалко новичков…
Дверь землянки заскрипела. Вошли лейтенанты Егоров и Канторович, товарищи Илиты по эскадрилье. Отрапортовали Ефименко.
— Присаживайтесь, — пригласил он. — Вот эти салажата, — Ефименко кивнул на молодых летчиков, — провалили дело. Необходимо повторно произвести разведку с воздуха… Я знаю, после ночного перелета все устали. Но какими глазами я буду смотреть на Джапаридзе и какими глазами Джапаридзе будет смотреть на командующего фронтом, если мы не справимся с заданием и не сможем добыть разведданных? Тут вас трое… Кто добровольно возьмемся за это дело?
— Я! — поспешила откликнуться Илита.
— Я! — эхом повторили за ней Егоров и Канторович.
— Добро, — сказал Ефименко, кивнув Илите. Он, наверно, и не ждал другого ответа. — Полетит Даурова. Впрочем… — старший лейтенант задумался, — полетите все. Риск большой, каждого из вас могут сбить, а тут надо действовать наверняка… Теперь уточним все по карте. — Он тронул десятиверстку острым карандашом. — Вот квадрат четырнадцать. Немецкая пехота наступает где-то здесь, это известно. Но как она продвинулась и какими силами ведет наступление враг, мы не знаем. Без этих данных не возвращайтесь! — Ефименко вдруг улыбнулся и стал похож на прежнего — неунывающего, веселого, способного и пошутить и посмеяться — командира. — Но лучше — возвращайтесь и привозите данные!