— Я из полка Красникова, — объяснила Илита. — Мы вам на помощь пришли.
— С неба, что ли? — с едва заметной улыбкой спросил солдат.
— Не с неба, а через минное поле.
— Врешь! — не выдержал солдат и даже оставил на мгновение свой пулемет. — Неужели через минное поле?
Илита пожала плечами, как бы говоря этим, что врать не мастер. Затем спросила:
— Ну, как вы тут?
— Как видишь, — ответил солдат. — Немцы стеной прут. К самому минному полю нас прижали! Я уж думал, амба нам. Да вот, видно, не пришел наш черед умирать…
— Где же Гуриев? — спросила Илита. — Жив он?
— Не знаю. Минут двадцать как повел бойцов в атаку на прорыв. Что-то не видно его больше…
— «Не видно»! — вскипела Илита. — А чего видно из твоей воронки? Сидишь тут и звезды считаешь, а командир, может быть, в двадцати шагах от тебя кровью истекает!..
Солдат хмуро уставился на нее.
— Ты на меня не кричи, — медленно заговорил он. — Ты кто? Лейтенант? Все равно не кричи. Мне сам Гуриев приказал: ты, Максименко, с места не сходи, дерись до последнего…
Илита уже не слушала пулеметчика. Она ухватилась за край воронки и в один миг оказалась наверху.
— Куда? — вскинулся солдат. — Немцы там! Убьют! Вот дивчина сумасшедшая!..
Солнце в эту минуту показалось над горизонтом. Стало светлее. Илита бежала вперед, стреляя на ходу из автомата. Кричала ли она? Наверное, да. Но она не слышала своего крика. Она только успела заметить, что слева и справа от нее вдруг появились фигуры товарищей-матросов. Вслед за Илитой они устремились на врага.
Этих фигур становилось все больше и больше, — к морякам теперь присоединились оставшиеся в живых бойцы из роты Гуриева.
— Ура! Ур-ра-а!.. — понеслось над холмом. Этот громкий, победный крик на минуту заглушил и разрывы мин, и треск пулеметов. — Ур-ра-аа!..
Илита выскочила на ровное место, увидела впереди трех немецких солдат и скосила их короткой автоматной очередью.
— Так их, сволочей, сестренка! — рявкнул неподалеку голос Федунова.
Илита обернулась. Сергей Федунов, ширококостный, кряжистый, будто медведь, легко, играючи бросил в ближний немецкий окоп тяжелую противотанковую гранату. Затем глянул на Илиту, улыбнулся, вытер пот с лица и побежал дальше.
Жив Федунов!
Немцы не выдержали контратаки матросов, начали отступать. Рота Гуриева была спасена.
Бой переместился севернее, к полуокруженному фашистами артполку Чичугина и Железняка.
Но Илита уже не участвовала в нем. Недавняя вспышка энергии, бросившая ее в атаку, вдруг прошла, и сейчас она не могла шевельнуть ни ногой, ни рукой. Свинцовая усталость сковала тело. Она присела на край окопа, оглянулась по сторонам.
Следы недавнего жестокого и кровавого боя виднелись повсюду. У ног Илиты лежал сломанный приклад винтовки. Чуть дальше — кисет с вышивкой. Ветерок тормошил листочки писем, валявшихся на земле. А что это за темная фигура лежит у вражеского окопа?
Илита заставила себя встать. Утомление было так велико, что она не шла, а ковыляла. Около окопа, раскинув руки и уткнувшись лицом в землю, лежал человек в матросском бушлате. Руки его мертвой хваткой вцепились в автомат.
С трудом перевернув человека в бушлате, Илита пощупала пульс на тонкой кисти. Пульса не было. Или ей только так показалось? Она снова взялась за руку и на сей раз различила его: вот он, тусклый, вялый удар, за ним еще один. Илита приподняла голову человека и слегка окропила щеки водой из фляжки. Веки раненого затрепетали.
— Кто ты? Что с тобой? — тихо спросила она.
— Гу-ри-ев, — невнятно ответил человек. Он наконец открыл глаза и увидел Илиту. — Гу-ри-ев…
«Гуриев! — взволнованно подумала Илита. — Я нашла его!»
— Пи-ить… — сказал Гуриев и снова закрыл глаза.
Илита всунула ему горлышко фляги прямо в зубы. Пусть пьет. Пусть потребует от Илиты чего угодно — она все сделает, чтобы он остался жив!
Она была так возбуждена, что заговорила по-осетински:
— Таймураз? Вано фурт дэ?[4]
— Чызг уый дэн[5], — ответил Гуриев, отрываясь от фляжки. В глазах его мелькнуло удивление.
— Дон аназ, мефсымар![6] — сказала Илита, снова поднося фляжку к губам раненого. — Ты меня не узнал? Я — Илита Даурова…
Гуриев кивнул, показывая этим, что вспомнил Илиту. Он пил, закрыв глаза. На тонком горле его, словно живое существо, ходил кадык. Илита заметила это, и ее вдруг охватила такая жгучая жалость к своему земляку, к этому сильному духом человеку, что она чуть не заплакала.