Ибрагим, не отвечая, вытащил из кармана трут, которым обычно пользовались заядлые курильщики за неимением спичек, и чиркнул кремнем. Фитилек вспыхнул, и в его неверном и слабом пламени разведчики увидели в самом углу скорчившуюся фигурку мальчика.
— Кто ты? — тихо спросил Ибрагим, приближаясь к парнишке.
— Валерик… Валерик Волков. А вы партизаны?..
— Хальт! — остановил мальчика Ибрагим. — Значит, тебе партизаны понадобились? Хорошо. А гестапо тебе не нужно? Гестапо тебе не нравится?..
Паренек хотел было прошмыгнуть мимо Илиты. Он прыгнул. Загремев, упали какие-то доски, взметнулась сажа из печки, — мальчик пытался добраться до окна.
— Стой! — властно сказала Илита. — Стой! — Она бросилась к мальчугану и задержала его. — Вот дурачок! Если б мы и были партизанами, все равно не стали бы кричать об этом на каждом перекрестке. Не бойся, мы плохого тебе не желаем…
Мальчик ответил не сразу. Стоял, прерывисто дыша.
— А чего ж вы тогда о гестапо вспомнили? — спросил он наконец.
— Это для проверки, — объяснил Ибрагим.
— Так ты сказал, что тебя зовут Валерик? — Илита погладила мальчугана по голове. — Валерик Волков?
— Да.
— В этом доме есть еще кто-нибудь? — снова задала вопрос Илита.
— Нет. Раньше здесь жили Санниковы, но их фашисты куда-то увезли.
— А твои родители живы?
— Их убили.
— Что же ты думаешь делать?
— Хочу найти партизан или добраться до Севастополя.
— Понятно. — Илита вздохнула.
Вот он, новым порядок, который с таким пафосом провозглашают фашисты. Они увозят из родных мест мирных людей, сажают их в концлагеря или расстреливают. Они убивают каждого, кто честен, кто не хочет стать рабом. Они морят голодом детей… Разве этот Валерик Волков не ребенок еще? А ведь он хлебнул столько горя, сколько иной раз не выпадало и на долю взрослого.
Илита посмотрела на Ибрагима. В ее взгляде была мольба: «Возьмем мальчишку с собой!» Ибрагим понял ее, кивнул.
— Слушай, — заговорила Илита, обращаясь к Валерику, — ты жил в этом селении?
— Да, жил, — ответил Валерик. — Я тут каждую улочку знаю, каждый камешек. А когда у меня родителей убили, я у знакомых ночевал. А днем по селению ходил и всё высматривал: где у фрицев танки и сколько солдат в школе стоят…
— Молодец! — сказала Илита. — Кем был твой отец?
— Сапожником. — Валерик поднял голову. — А на гражданской войне в армии Буденного служил. Его убили, потому что он партизанам помогал…
Помолчали. Потом Илита тронула Валерика за локоть:
— Собирайся. С нами пойдешь.
— А мне и собираться нечего — все мое на мне…
Валерик неслышно, как тень, скользнул с крыльца в темноту. Илита с Ибрагимом последовали за ним.
На востоке чуть засветлело. Близилось утро. Иван Петруненко, наверно, уже ждет друзей. В лес возвращались сухим руслом. Правда, после недавнего дождя оно уже не было сухим — под ногами разведчиков хлюпала вода.
Иван Петруненко оказался на месте. Услышав тихий свист Ибрагима, он бросился товарищам навстречу. Увидел Валерика — и остановился, недоумевающе глядя на него.
— Это наш новый попутчик, — объяснила Илита. — Мы его в Черкез-Кермене нашли. Родителей нет, убили фашисты…
— Вот как! — растроганно и мягко сказал Иван. Он, видно, вспомнил в это мгновение, что сам тоже остался без отца и без матери. — Ладно, будем корешами. Согласен?
— Согласен! — улыбнулся Валерик.
Они посидели на мокрой траве, пожевали оставшиеся в кармане у Ибрагима галеты, вытащили из тайника оружие. Иван рассказал, что ему удалось поговорить с местными жителями; он добыл ценные сведения о расположении танковых частей врага, но, возвращаясь, столкнулся с немецким патрулем и чуть было не попал в беду.
— Значит, это по тебе стреляли на окраине Черкез-Кермена? — спросила Илита.
— Было такое.
— Счастливый твой бог, Ванюша, — сказала Илита.
Что ж, задание было выполнено. Теперь предстояло самое трудное: снова перейти линию фронта, доставить собранные сведения командованию.
И тут им не повезло.
Они старались обойти стороною те два блиндажа, которые встретились им по пути в тыл. Вперед ушел Ибрагим. Он лучше других знал местность и обратный путь к линии фронта. И тут внезапно он наткнулся на третий блиндаж. Часовой не заметил разведчика, но, по-видимому, различил звук его шагов. Он наугад выпустил длинную очередь из автомата. Две пули попали в Ибрагима. Выронив автомат и схватившись обеими руками за грудь, Ибрагим стал медленно опускаться. Сидя на земле, он в ярости принялся рвать вокруг себя траву, негромко бормоча по-татарски: