Она не знала, сколько времени просидела так. Привел ее в себя грубоватый укоризненный голос:
— Эдак не годится, товарищ боец… Боль терпеть надо, на то мы и солдаты…
Илита открыла глаза, но сквозь слезы не могла рассмотреть того, кто подошел к ней. А незнакомец, кряхтя, устроился на камешке рядом с ней и, вытянув ноги в сбитых кирзовых сапогах, сказал:
— Закурю… Махорочка — это и от раны, и от всякой душевной хвори первейшее лекарство. Верно тебе говорю… Лезь ко мне в карман, тащи оттоль кисет да зажигалку. Заверни цигарку потолще, курить больно охота…
И только тут Илита увидела, что у солдата повреждены обе руки: из рукава левой торчала забинтованная культяпка, а правая — в гипсе — была подвязана к груди.
Илита неумело свертывала цигарку, а безрукий нетерпеливо следил за ней, приговаривая:
— Жалко мне тебя, деваха, ей-богу, жалко… В окопе вот как трудно, ежели кто не курит. Сидишь — и спать нельзя, и встать нельзя — враз полоснет очередью, и размяться невозможно. Тоска — хоть помирай на месте. А как глотнешь дымку, будто рукой усталость сымает… Даже слезы иной раз покатятся, словно стакан водки одним дыхом опрокинул, ей-богу!
Илита поднесла солдату грубо скрученную папироску — он жадно схватил ее губами, — затем пошарила у безрукого в кармане, нашла трофейную зажигалку, дала прикурить. И солдат, благодарно кивнув, долго дымил, не выпуская изо рта цигарку, с наслаждением щурясь. И только когда она догорела до конца, он, с сожалением глянув на обжигающий губы окурок, выплюнул его.
— Ну вот и порядок. Сразу на душе полегчало… Спасибо, товарищ боец… А ты какого полка?
— Седьмой бригады.
— А! Это, стало быть, Жидилова? Слыхал, будто его сразу в генералы двинули? А? Этот заслужил. Бесстрашный, вроде Бритого Барса. Такого знаешь?
— Да. Я и у него в части была…
— Кто не знает этого черта! Прямо скажу тебе — волк бесстрашный, вот он кто есть. И вся его матросня, полундры эти, вроде урагана. Смелые все и на врага лютые — страсть!.. Тебя звать-то как, деваха? Имя твое какое?
— Дика… А настоящее имя — Илита.
— Да, деваха, нам трудно на войне, а тебе еще труднее… Не женское это дело — воевать… — Солдат беспокойно огляделся. — Э-э! Как же это? Выходит, я свой вещмешок в пещерке оставил?.. А?.. Ведь там и рубаха запасная, и портянки, и табачку осьмушка… Побегу, а то пропадет в суматохе…
Илита против воли усмехнулась:
— Беги, отец, беги. Где головы пропадают, там вещмешку пропасть совсем легко…
Солдат кое-как, с трудом, встал и ушел. Илита осталась одна. Она снова почувствовала себя плохо: кружилась голова и, видимо, начинался жар. Все перед глазами плыло, туманилось, мысли лезли одна на другую… В сознании ее возникали картины только что отгремевших боев, вражеские танки, висящие в небе проклятые «фонари»…
А над Песочной бухтой появилось несколько «юнкерсов». Они промчались к входу в бухту, пронеслись над открытым морем, и где-то там тяжело заухали разрывы бомб. Илита поняла, что транспорт на подходе и враги пытаются его потопить или закрыть ему вход в бухту. Если транспорт потопят, тогда выхода нет — плен или смерть… А у Илиты даже пистолета нет — в пылу последнего боя, расстреляв патроны, она швырнула им в подбегавшего фрица… Вовремя подоспели морячки! Если бы не они, измывались бы сейчас фашисты над Илитой, пытали бы…
Наступал вечер. Изредка открывая глаза, Илита видела, что в море, перед самым входом в бухту, рвутся снаряды и бомбы, а в воздухе наши «ястребки» бьются с «мессерами» и «юнкерсами»… Да, если не удастся кораблю пробиться в бухту и если он не уйдет отсюда невредимым, значит — конец!
Когда в небе над бухтой появились «юнкерсы», большинство раненых попрятались в укрытиях и оттуда следили за ходом воздушного боя. «Ястребки» вели неравный, напряженный бой. Снизу, видимо с палубы транспорта, били по фашистским стервятникам зенитки. Плевались огнем уцелевшие береговые батареи…
Илита то теряла сознание, то снова приходила в себя. Мимо нее несколько раз пробежала та же худенькая, шустрая сестра, которая ее перевязывала. Наклоняясь над Илитой, тревожно шептала:
— Потерпи, потерпи еще, милая… «Ташкент» близко… Отогнали наши «ястребки» этих сволочей… Теперь недолго…
И когда под покровом тьмы, раздираемой светом ракет, к берегу пришвартовался огромный корабль, Илита уже ничего не видела, не слышала. Сестра с трудом подняла ее и потащила к трапу.