Но дикарь наоборот, крепче сжимает свои волосатые ручищи у меня на талии и бросает убийственно спокойный взгляд, угрожающе пробасив:
– А то народ у нас в деревне мстительный. Разберут твою “тапочку” на трофеи, и будешь тридцать километров по бездорожью до трассы на своих двоих чесать, и дальше до Москвы автостопом. Ясно-понятно?
– Ясно, – шиплю сквозь зубы. – Понятно.
Дикарь возобновляет шаг. Впереди уже виднеется забор и виляющий за забором хвостом “Бетховен”. Пожалуй, эта псина – единственное живое существо, которое хоть немного, но радо меня в этой деревне видеть. Вот с ним и буду дружить!
– А про отъезд я серьезно говорю, – басит Миша. – Нечего тебе Румянцева ждать. Не станет он с тобой разговаривать. Уезжай.
– Не уеду.
– Какая вредная баба!
– Бабы у вас на деревне с ведрами ходят. А я девушка!
Дикарь хмыкает, пряча улыбку в своей густой бороде. Пинает ногой калитку, занося меня на территорию Румянцевского участка, издевательски посмеиваясь, спрашивает:
– Девушка. Парень-то есть, девушка?
– А вам какая разница? – щурюсь.
– Посочувствовать ему хочу. Достанется же такая…
– Знаете что, Миша! – возмущенно втягиваю я носом воздух.
– Что?
– Вы тоже не подарок!
– Ой-ли, принцесса. На задницу мою утром кто таращился?
– Ч-что? – охаю я, моментально краснея до самых кончиков ушей. – Никуда я не таращилась! И вообще, что б вы знали – я другой типаж мужчин люблю! Айтишников там, финансистов, банкиров. Умных! А не грубиянов-фермеров, не знающих элементарных правил хорошего тона.
– Сомневаюсь, что твои айтишники и банкиры смогли бы поднять на руки что-то тяжелее шариковой ручки и банковской карты. Окажись сейчас здесь не “грубиян фермер”, скакала бы козочкой на одной ноге до самого сарая. Прямо пока копчик в кружевные трусы не ссыпался.
Я открываю и закрываю рот в возмущении. Кричу:
– Поставьте меня! Немедленно! – толкаюсь, упираясь руками в широкую грудную клетку.
– Сиди уже, – закатывает глаза этот мужлан. – Почти пришли, – но в сарайку меня не заносит. Приземляет подбитой попой на широкие качели на заднем дворе.
– Жди здесь. Доктора позову, пусть посмотрит.
– Не надо доктора, со мной все хорошо.
– Ага, – отмахивается Мишаня и уходит, оставляя меня в компании довольной псины.
Я вздыхаю, и хлопаю по качеле ладонью.
– Иди сюда, парень.
Собака запрыгивает и устраивается рядом.
– Вот честно тебе говорю, Бобик, ты тут единственное нормальное животное!
Бобик, который вполне возможно и не Бобик вовсе, согласно гавкает, клацнув зубами. Укладывает морду мне на колени, организуя целый водопад слюней. И закрывает глаза, довольно урчит, аки кот! Пока я машинально почесываю его волосатую макушку.
Солнце уже в зените. И пекло сегодня жуткое. Духота страшная. Воздух спертый, а душа требует грозы! Лениво покачиваясь, я неожиданно вспоминаю, что со вчерашнего дня ни крошки не было у меня во рту. Вспоминаю, и желудок тут же жалобно поддакивает.
Сижу на этих распрекрасных удобных качелях, мокрая, голодная и немножко злая. Пока на горизонте не появляется две мужские фигуры. Одна стероидная – тракториста. Вторая щупловатая – очевидно, доктора. Обе быстро приближаются к нам с Бобиком.
– Вот пациентка, – заявляет дикарь, кивая в мою сторону.
Мужчина в возрасте в неком недоумении сдвигает полукружия очков на лоб и смотрит на Мишаню, разводя руками:
– Так это девушка?
Э-э-э, ну да, и что в этом странного?
– Девушка, – кивает помощник Румянцева.
– Человек?
– С этим я бы поспорил…
– Эй! – пищу я, привлекая к себе внимание. – Вообще-то, я не глухая и все слышу.
– Док, а фурия – это человек?
Вот клянусь, если бы не больная задница, я бы хорошенько пнула этого деревенщину прямехонько между ног. Такие никак не должны плодиться и размножаться! Никакого уважения к слабому полу! Я уже даже прицелилась и приготовилась, когда чуть не рухнула с качелей, услышав:
– Михаил, но я животных лечу, а не людей. Я ветеринар!
Мое лицо живописно перекосило. Вполне возможно, что с тем звериным выражением и оскалом, который оно приобрело, мне сейчас сгодился бы и ветеринар. И нет, я все-таки не удержалась! Подскочила на ноги и с размаху хорошенько зарядил ногой по той самой шикарной жопе, которой утром любовалась!
– Какой к черту ветеринар?!
Мишаня, явно не ожидавший такого проворства, отскочил, потирая ушибленную филейную часть. А я моментально забыла и про больной копчик, и про голодный желудок, и даже про ущемленное женское достоинство! Скинула балетки и побежала за мужланом по полям, проклиная всеми известными мне словами. Желая этому австралопитеку долгой и счастливой жизни. Плодовитой жены. Невыносимо обожающих его детей. И чтобы все – поголовно – были девочки!