– Пойми, я же не прошу ничего сверхъестественного, девочка, – делает шаг в мою сторону мужчина. – Всего-то мелочь! Блажь для умирающего старика.
Я отшатываюсь:
– Мелочь? Блажь? Родить – это не мелочь и не блажь! Это на всю жизнь! Нет, я не буду делать с вами наследника. Даже ради карьеры! – крутанувшись, уже почти бросаюсь по примеру предшественниц: поседевшая, красная, на дрожащих ногах прямой дорогой в отдел кадров писать заявление на увольнение, когда в спину прилетает растерянное:
– Не понял, Серебрякова? Что со мной делать?
Я останавливаюсь. Оборачиваюсь.
– Родить? А кто говорит о “родить”? За тебя уже родили, деточка. Да и я вообще не фанат “супового набора”, я женщин аппетитных и в форме люблю, – фыркает дед. – Вот как моя Люсенька. Вот где и ж…, и г… кхм, а не вот эти твои кости, которыми ты у меня целый день перед глазами мельтешишь и перед ушами громыхаешь. Как погремушка, ей богу!
Я от возмущения аж воздухом давлюсь. Между прочим, для моих метр шестьдесят вес в пятьдесят килограммов считается идеальным. Золотой стандарт! И ничем я не “громыхаю”. И “ж”, и “г” – все есть! Да, не таких “выдающихся” размеров, как у Люсинды Михайловны Румянцевой, но мне хватает. Мои мужчины никогда не жаловались.
– Нет, не понять мне моды современной, – оценивая меня с ног до головы, продолжает гендир, словно не замечая моего возмущенного паровозного пыхтения. – Женщина должна быть в теле. Женщины должно быть много. Чтобы глаз радовался и было за что подержаться. А тут…? Впрочем, мы отклонились от темы разговора. Вспомним, что я умираю.
– Да знаете, что-то не похожи вы на умирающего, – бурчу.
– Мне лучше знать. Так вот, Серебрякова, мне нужна твоя помощь. И это не просьба, как тебе могло показаться. А приказ.
– И, надо полагать, если я его не выполню, вы меня уволите. Я правильно уловила?
– Схватываешь на лету, – потирает ладони мое коварное начальство.
– И? В чем же заключается ваша “мелочь и блажь”, с которой я должна вам помочь? Рожать вам детей не надо, с этим разобрались.
– Ты присядь, – подхватывает меня под локоть, подводя к стулу, странно радостный гендир. – В ногах правды нет, – стискивает сухощавыми пальцами плечи, заставляя упасть задницей на стул.
– Андрей Петрович, просто чтобы вы знали, если что, я буду кричать.
Моя реплика старика только еще больше веселит. Он огибает свой массивный рабочий стол и садится в кресло. Тянется к нижнему ящику стола, доставая оттуда полупустой графин и бокал. Щедро плещет в рокс виски, залпом выпивая добрые “пятьдесят”.
– Андрей Петрович, а вы уверены, что людям при смерти можно пить?
– В моем время алкоголем лечили все. От физических ран до душевных, деточка.
– А если Люсинде Михайловне расскажу?
– Уволю, – припечатывает меня к стулу хмурый взгляд из-под бровей.
Я затыкаюсь. Но мысль, что старик темнит, никак не желает покидать мою голову.
Пряча графин обратно, Румянцев упирает локти в стол и смотрит на меня. Молчит. Долго. Эпичная сцена осталась позади, и сейчас передо мной снова появляется вполне себе пугающий и серьезный мужчина преклонных лет.
Наконец-то, сцепив пальцы в замок, Андрей Петрович заявляет:
– У меня был сын.
Вот это новости! Был – звучит плохо. Трагично. Но, по правде говоря, я вообще не знала, что у Румянцевых были дети. Как и весь коллектив.
– Просите, вы сказали был?
– Попал в ДТП со смертельным исходом много лет назад, – бубнит Румянцев. – На тот момент мы уже десять лет, как не общались. История длинная и запутанная, тебе нужно знать только то, что мой сын был своенравным мальчишкой. В двадцать лет влюбился и ушел из семьи, когда я отказался принимать в нашу династию проходимку без имени и рода! Руслан мне назло женился на этой своей Сюзанне и заделал ей ребенка. Моего внука. Единственного наследника и продолжателя рода Румянцевых. Других преемников у меня нет.
– Воу, – выдохнула я пораженно.
Бросить семью ради любимой – это так романтично. Моя внутренняя впечатлительная барышня взмахнула крылышками. Но расчетливая стерва-карьеристка с сомнением восприняла подобный восторг.
– Я поняла, – киваю. – Был сын. Есть внук. Но что вы хотите от меня?
– Как ты понимаешь, отношения с внуком у меня…
– Плохие? Натянутые? Неприязненные?
– Мягко говоря. Мы почти не знакомы. Все, что я знаю о своем внуке: тридцать пять лет, бывший военный, холост, есть сын, живет в Самарской области. Информации мало, чтобы оценить его возможности и доверить управление огромной финансовой машиной. Но и оставить фирму этим олухам-акционерам я тоже не могу. Я вложил в этот холдинг полвека! Он принадлежит моей семье, моей фамилии, и так должно быть и после моей смерти!