— Но не к тому, к кому надо, — подавив очередной вздох, за сегодня их слишком много было, как и потрясений, Джеймс засучил рукава и направился в баню. Посидит рядом, дав при этом личное пространство. На всякий случай. Мало ли, вдруг и правда что случится…
***
Мыло щипало раны. Мочало драло кожу до боли. Но словно освобождало тело от невидимых тисков. Джеймсу пришлось подсказать, что делать с волосами и неопрятной растительностью на лице и всему телу, потому что Том не собрался их терпеть. Большая проблема была именно в длинных патлах, которым могли помочь только ножницы. Джеймс так и предложил — после бани подстричься и сбрить всё лишнее, на что Том ответил мрачным, но согласным мычанием.
Пока маг смывал с себя многомесячную грязь, Джеймс сходил за необходимыми инструментами. Он приведёт дикаря в человеческий вид, а после жена поколдует над ним.
***
Том не узнавал себя. Когда дали возможность посмотреться в зеркале, он повёл себя, как зверь — дернулся в сторону, испугавшись своего же отражения. Но любопытство стало сильнее и вскоре он вновь оказался напротив зеркала. Оно было большим, во весь рост, и глядя на себя, на Тома нахлынули воспоминания. Когда жил не хуже обычного деревенского человека, как увлекался магией, зарабатывал себе на жизнь с помощью оказанных услуг… любого рода. И именно недовольные клиенты привели к тому, что он стал зверем, забыв о человечности. Они настроили его против всех жителей деревни. Проклятые лицемеры. А когда получали помощь, благодаря магии, никто не боялся и не называл его отродьем сатаны!
Одно время Том хотел забыть об этом — людской злости, непонимании, алчности. А теперь был рад тому, что вспомнил. Ведь эти воспоминания — часть его. Потерять их, значит, потерять часть себя.
Скрываясь все эти годы в лесу, он и без того потерял сознание себя, как мага. Как человека. Превратился в настоящее животное. Жестокое, безжалостное… и поедающее всех кто попадался.
— Ну вот, теперь на человека похож, — Лили впервые улыбнулась, глядя на Тома. — Джеймс, принеси рябины с погреба, да побольше. Буду отвары делать. Гарри лихорадит сильно. А с Томом я быстро закончу. Садись, — к нему подвинули табурет.
— Спасибо, — тихо ответил Том, отыскав в своем скудном словарном запасе слово благодарности, и сел на указанное место. Непривычно короткие волосы он поправил небрежным движением, чтобы челка не лезла в глаза. — Гарри… к нему… — попытка связать несколько слов в предложение стало настоящим подвигом. Том говорил, упорно подбирая нужные слова, и смотрел на мать мальчика, к которому хотелось пойти.
— Хорошо. Как закончу с тобой, иди к нему, — со вздохом разрешила женщина, прикладывая к ранам толчёные травы. Удивительное дело, не только сын беспокоился о своём волке. Тот отвечал взаимностью. — Уже раза три про тебя спрашивал. Займёшь его, пока я отвар готовлю.
Мужчина стойко терпел неприятные ощущения и слишком сильный запах трав, от которых начинало мутить. А когда хозяйка закончила с ним, проводила в небольшую комнатушку, которую они сделали специально для своего сына. Тогда как раньше дом не делился на отдельные помещения.
Красный и мокрый от испарины, Гарри лежал на кровати, тихонько постанывая от жара и ломоты в теле. Но увидев своего волка, измождённое лицо просияло улыбкой.
— Привет. Каким ты красавцем стал!
Перевязанный по пояс, но чистый, с новой прической и гладким лицом. А вместо тряпья на ногах штаны, которые отдал хозяин дома. Том нахмурился, не разделяя радость юноши, и подошёл к его постели, присаживаясь на корточки. А стоило прикоснуться, он едва не одернул руку. Слишком горячий.
— Вода… Холод…
— Отец и тебя окатил холодной водой напоследок? Меня тоже с самого детства поливает, чтобы зимой не болел, — засмеялся Гарри, поняв Тома по-своему. — Вот ты верещал небось!
Лили вернулась при полном вооружении. Жар у сына усилился и она попросила Тома ненадолго уступить ей место. Тот согласился и с мрачностью наблюдал за процессом лечения. Ему не нравилось то мерзкое ощущение, что он испытывал, глядя на больного юношу. Гулять ему надо, бегать, да смеяться, а не лежать в постели, горя от внутреннего жара.
— Бедняжка мой. Отправила тебя погань лесная. Ну ничего, выпьешь отваров моих и встанешь на ноги, — ласково погладив по голове, женщина напоила сына отваром, которым с детства яд гнали из тела. — Вот так, мой мальчик. Отдыхай. Позже ещё дам, — пообещала матушка и вышла, оставив их одних.
Контроль в виде отца стоял за дверью. Но Лили попросила мужа не входить. Ей хватило одного взгляда, чтобы понять — Том ничего плохого их мальчику не сделает. Да и сердце её было спокойно. Она привыкла доверять материнским инстинктам. Женщина видела взгляд, с каким Том смотрел на Гарри. Глаза говорили куда больше слов. И Гарри искренне радовался его компании. Так что разлучать их она не стала.
— Какой ты сейчас красивый. И пахнешь вкусно, — улыбнулся Гарри, гладя непривычно гладкую щеку.
Анимаг прикрыл янтарные глаза и прикоснулся к горячей руке юноши, почти касаясь его нежной кожи губами. Тянущееся, неприятное чувство внутри усиливалось. Гарри должен быть здоровым. Должен быть радостным и энергичным. Но он болен. В чем есть вина Тома. Он мог ранить волков сильнее, чтобы неделями зализывали раны. Или же всех убить.
Теперь это станет его целью. Нужно только получить полное исцеление и добиться пробуждения своего внутреннего волка.
Смущённый румянец окатил щёки, но из-за жара было незаметно. Гарри понимал, что действия Тома, это способ общения у того, кто забыл слова за годы дикой жизни. Поэтому он позволял продолжать и поглаживал руку в ответ. И не убрал руку от лица Тома. Красота его поражала. Стоило лишь помыться и привести себя в порядок. Том прижал его руку к своей щеке, не давая отпустить, и нежно тёрся об неё.
— Кролик… мой. Кролик…
Гарри был тронут до глубины души. Действиями… словами… с какой нежностью говорил мужчина. До слезы пробило. И губы растянулись в умилённой улыбке. Том на него не нападал, узнавал и благодарил… а теперь выказывал свою нежность.
— Том. Малыш, — обратился к нему Гарри с прошлой лаской.
И что-то щелкнуло в голове мужчины. Это что-то было похоже на звериный инстинкт, когда он хотел пометить кролика, как свою пару, при этом разрывался между родительскими инстинктами, желая оберегать, как своё дитя. Том склонился над ним, отвёл голову в сторону, чтобы шея была открыта, и впился в неё губами… и немного зубами, кусая почти нежно. Он избавился от всех неприятных запахов, в том числе во рту. Повеяло травяным ополаскивателем с мятными нотками.
— Хулиган какой, ты чего? — засмеялся Гарри от щекотки. Это было самое странное, что с ним кто-либо когда-то делал. От укуса пробежали мурашки по коже, а всё тело словно пронзило странной, приятной судорогой. — Ты чуть прохладный. Мне нравится.
Тело Тома приятно остужало в тех местах, где они соприкасались. Только повязки немного мешали. А так все было чудесно. Том сделал милость, оставшись в таком положении. Не придавливал собой и дарил прохладу. А ещё целовал шею и зализывал место лёгкого укуса, заставляя Гарри чувствовать себя странно-приятно. В теле появился другой жар, которого он никогда не испытывал раньше. От него хотелось прижаться к мужчине поближе и… ответить на ласку. А может разрешить большее… Мужчина его будто околдовал.
Неизвестно, чем бы всё закончилось, если бы Том сам не отстранился. После его поцелуев и ласкания шеи языком, появилась приятная прохлада. Глядя в его лицо, Гарри тихо промычал, на грани стона, видя, как облизывается его прекрасный волк.
— Запах… приятно.
— Надеюсь, ты не хочешь теперь меня съесть? — спросил Гарри. Когда хищник говорит, что кто-то приятно пахнет — речь наверняка идёт о еде.
— Нет. Запах… другой. Не еда.
— Тогда я рад, что тебе нравится. Ты делаешь успехи. Стал лучше говорить. Умница.
Но до полноценного диалога ещё вспоминать и вспоминать. Том это хорошо понимал. Как и то, что ему нужно заново учиться чтению, заново изучать историю мира и магии. Жизнь зверем уничтожила в нём человека, умного не по годам и талантливого в своей сфере.