– Дамы и господа! Просим вашего драгоценного внимания! К нам поступила ещё одна свежая партия высококачественного товара, способного удовлетворить любые ваши исключительные вкусы и желания. С их легальными сертификатами вы можете ознакомиться в общем реестре нашей доступной для вас программы в любом портативном приложении. А после того, как вы оформите покупку на тот или иной экземпляр, вы автоматически становитесь полноправным владельцем оплаченного вами лота.
Ко всему прочему зал наполнил чей-то очень громкий или усиленный специальными технологиями мужской голос, который обращался именно к находившемся здесь покупателям.
– Всего через несколько минут начнётся новый раунд торгов. Любой желающий может осмотреть приглянувшейся ему товар и принять в последствии нужное для себя решение.
Страшно подумать, что бы испытывал Коллин стоя в одних кандалах перед всех этой развращённой публикой со стоячим в эрогенной стойке членом, если бы до этого ему не дали выпить притупляющей здравый разум настойки. Наверное, точно бы что-нибудь учудил из того, о чём его недавно предупреждал Харон. А так, чувство стыда хоть никуда и не делось, но остальные эмоции всё же ощутимо гасли. А приливами полной апатии его накрывало едва не каждые полминуты, когда ему начинало казаться, что всё происходящее – ничто иное, как безумный сон, который обязательно закончится, и о котором он больше и не вспомнит, после того, как проснётся.
Но в том-то и дело. Во сне многие события как раз так и воспринимались, будто через замутнённое и сознание, и чувства. А вот что касалось физических ощущений. Здесь они были слишком реалистичными, особенно когда кто-то из окружавшего зала поднимался к нему на подиум и начинал его рассматривать. Причём редко когда в одиночку. И вот эти все чужие руки, голоса и осязаемая близость чьих-то тел, касающаяся оголённой кожи тёплым то ли облаком, то ли потревоженным потоком воздуха, били по оцепеневшему рассудку пусть и не смертельными, но весьма шокирующими разрядами «тока». Правда, ему хватало сил не дёргаться и не шарахаться, тупо пялясь всё это время в пол (стараясь при этом не замечать собственного вздыбленного фаллоса), тем более когда чьи-то пальцы касались его. И касались, к слову, везде, где только не вздумается. Чаще всего ягодиц, промежности и мошонки, будто проверяли по весу и размерам, что она настоящая и переполненная прилично застоявшимся семенем.
В те секунды он даже радовался, что ему не разрешалось ни на кого смотреть. По крайней мере, он не видел лица тех, кто так ощутимо дышал ему в шею или куда-то ещё, или кто-то довольно «мурлыкал» восхищаясь его натуральным телом, в котором, по их же утверждениям, не было не единого грамма генной модификации или мутации. А последнее, как понял Каллен, на Ордике ценилось как ничто другое.
– М-м… хорош, хорош! Прямо кровь с молоком. И запах то, что надо. Таких здесь точно уже давно не делают…
Некоторые не стеснялись схватить его за яйца покрепче, словно проверяя его ещё и на реакцию к боли, и даже потом лезли ему в рот, чтобы пересчитать зубы и выяснить насколько они у него целы.
И, похоже, этому кошмару не было ни конца ни края. Казалось, действительно прошла целая вечность с момента начала торгов, поскольку за многих рабов и вправду разгорались нешуточные «схватки», которые, бывало, затягивались едва не до получаса (а то и дольше). И всё это время нужно было стоять неподвижно в определённой позе и в ожидании своего звёздного часа. А от насильственной эрекции и заканчивающего действия наркотической настойки уже реально начинало сносить крышу. И ко всему прочему ломило кости, ныли мышцы и даже болели суставы.
А где-то ещё через два часа Каллена уже трясло мелкой дрожью, а по лицу и спине то и дело сбегали ручейки обильного пота, придавая его и без того лоснящемуся от маслянистой мази телу дополнительный блеск.
Так что когда ведущий аукциона объявил о начале ставок на следующий лот, порядком уставший раб не сразу понял, что речь шла именно о нём. Понял это где-то минут через десять, когда обращённые на него взгляды едва не всего зала стали буквально жечь ему кожу.
Молиться в такие минуты было совершенно бессмысленно. Он и не знал вообще, о чём думать и о чём просить своих предков, которым точно сейчас было стыдно за своего непутёвого потомка, унизившего весь их славный род столь омерзительным поступком. Позволив сотворить из себя полное ничтожество и променявшего свободу воли на рабский ошейник. И, похоже, по его лицу тогда стекали не одни лишь капли пота, но и слёзы. Правда, Каллен всё равно не мог разобрать, плакал ли он или же ему это только казалось. Хотя челюсти мужчина сжимал от накатывающих приступов ярости едва не до болезненных судорог в скулах.