А. Домнин ДИКАРЬ
Соболь знал, что такое гроза,
Рысий след, клекот ястреба жадный.
Соболь знал человечьи глаза,
Те, что властны, умны, беспощадны.
Он от них укрывался не раз
В лапах елей, завесою снежной.
Но уж если прищурился глаз…
Н. Кончаловская. «Соболь»ЧЕЛОВЕЧЬИ ГЛАЗА
Соболь знал, что такое гроза. Знал, как, ослепительно вспыхнув, расколется вдруг низкое ночное небо, и тяжелый грохот, нарастая, помчится к земле. Чудится, что вот-вот налетит он, размечет, раздавит тайгу.
Вздрогнут и согнутся под ветром упругие ели, беспомощно замашет ветвями одинокий кедр на вершине сопки. Ударит по нему синее пламя молнии, и рухнет столетний кряж, подминая молодую поросль. И тут же полоснет с размаху тяжелый ливень.
Соболь боялся грозы. Он прятался в глубокое дупло, лежал там неподвижно и слушал. Ему казалось, что кто-то большой и невидимый ломится сквозь тайгу, ищет его, соболя. Зверек плотней прижимался к дереву, готовый вмиг рвануться и выскользнуть из лап неведомого врага. Но грохот прокатывался дальше, ливень стихал, и соболь, высунув из дупла острую головку, быстро осматривался. В тайге было тихо-тихо. По густым иглам стекали зеленоватые капли. Лес наполнялся густыми запахами хвои, прелых гнилушек и трав. Уже без страха смотрел зверек, как вдали разрывают ночную тьму синие сполохи молнии, Невидимый уходит дальше и дальше, гневно урча. Теперь он не вернется, потому что соболь перехитрил его.
Однажды Невидимый чуть не настиг соболя.
Долго не приходили дожди. Оттуда, где прячется солнце, дули жаркие ветры. Повяла трава от зноя, высохло болото за сопкой. Даже птицы стали ленивыми, прятались в зарослях у оврагов и сидели там с раскрытыми клювами. И вот в сумерках, когда казалось, что зной выпил всю влагу из трав и земли, пришел Невидимый.
Над лесом вскипела и клубилась низкая черная туча. Она закрыла все небо своими рыхлыми крыльями. А сквозь тайгу с воем и хохотом ломился Невидимый. Он хлестал по небу молниями, грохот его шагов гулко перекатывался по сопкам.
Соболь затаился в мягком беличьем гнезде на сухой старой лиственнице. Дерево вздрагивало! и тонко гудело от ударов ветра. Метались встрепанные вершины елей. Зверек не знал, куда бежать, откуда ждать опасность. Всюду был этот Невидимый, ломал деревья, рвал черное небо слепящим пламенем. Он не видел соболя и злился еще сильнее. В гневе бросил огонь на соседнюю сопку.
Пробежало робкое пламя по сломленной ели, зарылось в мох, будто спряталось. Но тут же зашипели и взметнулись по елям жадные желтые языки, швыряя пригоршни искр в седые клубы дыма.
Соболь увидел, как бросился огонь на одинокую лиственницу над обрывом. Затрещало и вспыхнуло дерево от вершины до корня, ярко осветив сопку. Густой желто-черный дым, закручивая искры, сползал в низину.
На лиственницу, где прятался соболь, с маху упала тяжелая птица. Это был глухарь. Он судорожно разевал клюв, грудь его колыхалась часто-часто. Красный отсвет огня трепетал в глазу. Ломясь напрямик сквозь густой пихтовник, промчалась обезумевшая лосиха. За ней, отчаянно трубя, выскочил лосенок. Он потерял мать и заметался в темных зарослях, жалобно призывая ее.
Соболь оцепенел от ужаса. Пахнуло дымом, зверек захлебнулся им. У него щекотало ноздри, першило в горле. Он чихнул и стрелой вылетел из дупла.
Соболь нырял под обомшелые колодины, карабкался по деревьям, огромными прыжками перелетал овражки и ямы. Мчался и мчался, не разбирая пути. А сзади гнался за ним огненный ураган, швыряя в небо пылающие головни. И невыносимо пахло сладковатой гарью.
Путь соболю преградила река. Широкая и быстрая река, которой он раньше не видел. Соболь боялся большой воды — он никогда не плавал. Но страх перед огнем был сильнее всех других страхов. Зверек прыгнул в воду и поплыл. Его подхватило течением. Он изо всех сил работал лапками, продвигаясь дальше и дальше к спасительному берегу. Таяли силы, еще немного — и он совсем ослабеет.
Вдруг зверька сшибло течением, закружило и понесло на скалу, выступ которой повис над водой. О него с маху ударялась пенистая струя и, вскипая, бросалась в сторону.
Над серым лбом камня повисла упавшая пихта, вода чуть задевала ее вершину. Соболь рванулся к этой пихте и схватил ветку зубами. Его повернуло, подбросило, ветка хрустнула. Но зверек успел зацепиться лапой, подтянулся и влез на пихту. Под ним неслась черная вода с белыми хлопьями пены. Промчалась уродливая коряга. Ее ударило о камень, она треснула, перевернулась и исчезла в водовороте.
Отчаянно барахтался и пыхтел медведь, пытаясь выбраться из водоворота. Зверь ухватился за пихту, на которой сидел соболь. Дерево ухнуло и поползло вниз. Медведь рявкнул. Соболь метнулся к скале, зацепился за куст, юркнул в расщелину. Выше и выше взбирался по выступам камня. И, наконец, выбравшись, снова бежал и бежал, не зная куда.
Было уже светло. Зарево потускнело, над сопками широкой пеленой расплывался дым. Сквозь нее еле просвечивало солнце, оно висело за этой пеленой тусклым красным шаром.
А соболь все бежал, пока не расступился лес. Он увидел квадратное поле с одинокой сосной, а за ним покосившуюся избенку. Там жили люди. В другой раз зверек повернул бы обратно и ушел бы подальше от жилья людей. Но сейчас лапы его не слушались, зрение потеряло остроту, ноздри — чутье. Он взобрался на толстый сук сосны и бессильно вытянулся на нем.
К дереву подскочила серая пушистая собака. Она металась вокруг, злобно лаяла, скребла лапами кору. Но соболь так устал, что даже не спрятался от нее в густой хвое. Из избы вышел человек. Он окликнул собаку. Потом перелез через изгородь и подошел к сосне. Соболь смотрел на него тусклым неподвижным взглядом.
Человек приподнялся и снял его. Соболь не сопротивлялся, даже не впился зубами в эти длинные пальцы. Он весь сжался и дрожал.
А человек погладил зверька:
— Не бойся, дикарь.
Вокруг скакала и повизгивала собака.
Человек отнес зверька в дом, посадил в узкую клетку. Соболь забился в угол и уснул. Он урчал и стонал во сне. Ему виделись вихри искр над ночным лесом. Кто-то большой и страшный ломится сквозь чащобу, грохочет и швыряет в соболя огнем. А зверек прижался к дереву и не может двинуться с места. Он чувствует на себе пронизывающий взгляд Невидимого.
Соболь вскочил и оскалился. На него смотрели человечьи глаза. Грустные серые глаза его хозяина.
— Что мне делать с тобой, Дикарь? — спросил хозяин и вздохнул.
Соболь заурчал, шерсть на загривке поднялась дыбом.
Приходили другие люди. У них были разные по цвету глаза и смотрели они по-разному: одни с любопытством, другие прищуривались со знанием дела.
— Какой мех! Черный, и седина по нему, словно изморозь.
В третьих светилась зависть:
— Привалит же счастье человеку!
От этих взглядов у соболя холодело в груди. Они грели зеленым огнем жадности. Он метался по клетке и не знал, куда скрыться.
— Продай, — упрашивали хозяина эти люди. — Куда он тебе. С собой не повезешь.
Но хозяин только качал головой: «Нет».
Соболь ненавидел людей. Мог он перехитрить затаившуюся рысь, увертывался от цепких когтей ночного разбойника филина. Но от неповоротливого, медлительного человека, который не умеет ловко прыгать и лазить по деревьям, спастись куда труднее. Человек упрям и хитер. Так говорил соболю опыт таежной жизни, так говорил выработанный веками инстинкт.
Дикарь не притрагивался к еде, грыз решетку, скреб стены клетки. Он был в отчаянии.
К хозяину пришел еще один человек в длинной черной шинели с красными кантами и красной фуражке с черным верхом. У него было дряблое серое лицо, сизый нос, густые черные усы и маленькие белесые глазки.
— Чта вам угодно, господин жандарм? — холодно спросил хозяин.
Но тот, не отвечая, наклонился над клеткой Дикаря и долго его рассматривал. Без любопытства и даже без жадности — с тупым безразличием.