Дикарю понравились эти дебри. Выше в гору кедрач редел, на пустырях выпирали из земли тяжелыми лбами серые каменные глыбы, потрескавшиеся, заросшие ржавой травой и мхом. И в густых зарослях, и в расщелинах скал, соболь всегда мог укрыться от любого недруга.
На склоне, из-под одного и того же камня начинались две речушки, бежавшие в разные стороны. Они возникали из чистых и всегда бормочущих родников. Светлые струйки то прятались в мох, то катились по каменистой ложбинке, подтачивая толстые уродливые корни лохматых великанов. И вдруг, словно вырвавшись из плена, они торопливо сбегали в крутые овраги и там текли уже спокойней, скрытые пахучими влажными листьями смородины и папоротника.
В ельнике у оврагов держались пугливые рябчики, дальше, где начинался молодой березняк, хоронились глухариные выводки. Не было недостатка и в белке. К зиме нальётся душистым соком смородина, вспыхнут ярким румянцем рябины и свесят тяжелые гроздья, потемнеют орехи в кедровых шишках. Чем не житьё соболю!
Однако Дикарь чувствовал беспокойство. Он без труда мог добыть себе пищу и был сыт. Но какая-то непонятная сила гнала его из гнезда, и он рыскал по тайге ночи и дни. Стал раздражителен и зол. Иногда уходил от своей горы на полсотни верст. Он не знал, что ищет, зачем с отчаянным упрямством мечется по тайге.
Увидев однажды филина, сидевшего у ствола березы, он не юркнул, как обычно, в заросли. Шерсть вздыбилась на загривке, в черных глазках сверкнул злой огонек. У филина были острые длинные когти. Соболь боялся когтей бесшумной ночной птицы. Но сейчас был день, и Дикарь был зол. Он прыгнул на березу, филин закрутил головой и смотрел по сторонам невидящими зелеными глазами. Вдруг птица распластала широкие мягкие крылья. Соболь рванулся ей на спину. Филин опрокинулся и неловко упал в траву. Птица скрипела клювом, когти её судорожно сжались и стали медленно разжиматься. Дикарь, урча, сдавил ей горло.
Соболь ушел, не взглянув на свою жертву. Жадно ловил он запахи земли и леса, слушал тихие шорохи тайги.
Над тайгой пламенел июль. Ласковый июль с долгими и грустными закатами, светлыми звездными ночами и седыми росами перед зарей. Лес был настоев густым ароматом хвои, буйного разнотравья и цветов.
Июль — месяц соболиных свадеб. Томимый неясной тоской одиночества, Дикарь искал себе подругу.
Однажды дрогнули его чуткие ноздри — и зверёк замер, охваченный неясным трепетом. Он чуял след соболюшки.
Тайга дремала, облитая бледным светом луны.
Дикарь, невидимый и неслышный, бежал по следу соболюшки. То исчезал во мраке под навесом тяжёлой хвои, то мелькал в лунном островке, и темная шкурка вспыхивала серебром.
Рядом со следом соболюшки возник другой след, след чужого соболя. Дикарь заурчал, зло скребнул по траве лапами. Глухая ярость закипела в нем.
Дикарь настиг их на узкой поляне над оврагом. Соболюшки не было видно, а чужой соболь носился вверх и вниз по стволу ели. Он был меньше Дикаря, у него был светлый бурый мех с темной полоской на спине.
Дикарь заурчал. Соперник замер, выгнулся и припал к земле.
Две юркие тени метнулись навстречу друг другу и свились в клубок. Дикарь с маху опрокинул соперника, рвал, кусал, царапал. Тот впился ему в заднюю лапу. Дикарь взвыл от боли и злости. Он дергался, волочил соперника по земле, но тот не разжимал пасти. Дикарь, извернувшись, укусил его в нос. Тот фыркнул и отскочил. Урча, попятился и вдруг исчез в траве.
Дикарь не стал его преследовать, не стал и зализывать раны, побежал к соболюшке, притаившейся в зарослях.
Соболюшка была маленькой и озорной. Она весело прыгала перед Дикарем и вдруг, перемахнув через него, скрылась в густых ветвях ели.
Это была их свадьба. Свадьба без пира и гостей, один на один, но свадьба веселая, живая, с бесконечными играми в прятки и состязаниями в ловкости.
Переполненный неведомым чувством, Дикарь гонялся за маленькой светлой соболюшкой. Среди буйных таежных цветов и трав они то скакали, затевая веселую игру, то неторопливо шли рядом…
Так и остался Дикарь жить в том кедраче на склоне горы, который приглянулся ему сначала.
Шла зима. Первая метель заметалась в тайге. Белые вихри крутились в зеленой хвое. Ветер, прорываясь снизу, бросался под широкие платья кедров, шумел и сыпал снег на хрупкую, тронутую морозом землю.
Шубка Дикаря стала густой и пушистой. Она осталась такой же темной, почти черной, как летом. Из всех соболей только бургузинские не светлеют зимой. На брюшке Дикаря мех был буро-желтоватым, а на груди красовалось яркое оранжевое пятнышко.
Красавец-соболь! Быстрый и ловкий, он будто не бегал, а порхал по воздуху легкими быстрыми взмахами.