Кай был не из тех, кто рисковал здоровьем близких из прихоти и сомнительной возможности наживы. Всё то недолгое время, что я наблюдала за его семьей, он открывался как защитник, стеной оберегающий своих девочек. Именно поэтому я понимала: если он согласился отдать Ину в Эйрменд, значит, альтернатив не существовало.
— Расскажи мне, — вновь сказала я, желая собрать полную картинку этой чертовой ночи в голове.
— Я договорился с Беатрис, — начал Кай после небольшой паузы и пары глотков остывающего чая. — Она прислала вертолет на границу штатов. Её ассистент пишет мне о том, что там происходит.
— Хорошо…
— Это не хорошо, Джун, — качая головой, перебил дикарь.
— Но выбора ведь не было, верно?
Он кивнул.
Конечно, Беатрис Эйрменд могла помочь дочери из материнской любви, но я слишком хорошо знала касту людей, в чьих руках сосредоточено катастрофически много власти, чтобы в это просто так поверить. Они привыкли выжимать собственную выгоду даже в тех ситуациях, где кровью истекали собственные дети.
— На каких условиях? Что она хочет?
Прежде чем ответить, он возвел глаза к потолку, будто вспоминая о чем-то на втором этаже. Возможно, о ком-то, кто мирно спал в своей постели, скучая по маме.
— Она хочет увидеться с Иви. Я не уверен, что поступил правильно.
— Ты её защитишь. Все решения, которые ты принял, приведут к главному: Ина будет в порядке.
Он смотрел в мои глаза, потерянный и сомневающийся – человек, который хочет и не может поверить в услышанное.
— Встреча будет не в Эйрменд? — дикарь был слишком осторожен, чтобы согласиться вывезти Иви так далеко от дома.
— Здесь. Это единственное, в чем Беатрис уступила.
— Ты обеспечил Ине лучшую помощь и защитишь Иви. Всё будет хорошо.
— Ина была против. Она столько плакала, Джун.
— Ей больно и страшно. Конечно, она плакала, — я старалась сложить губы в улыбку. — Ты сделал более чем достаточно, Кай. Теперь нужно решить, что сказать Иви завтра.
Я с трудом представляла, какие слова об отсутствии матери могут не довести девочку до слез. Придется выбрать наименее плаксивый вариант из всех.
— Я не вывезу Иви сейчас один, — свободной рукой он уставши потер глаза. — Нужно столько работать, чтобы разобраться с этим дерьмом. Я не справлюсь с ней.
— Помогу, — и это были искренние слова, — я помогу с ней.
— Ты не обязана, — впервые Кай позволил себе улыбнуться, но улыбка эта была смесью грусти со смирением.
Дикарь неустанно гадал, как решить множество проблем в одиночку, а моё сердце сжималось от волнения за него. Даже самому сильному человеку на свете иногда нужно время, место и тот, кто понимает и принимает его слабости. Тот, с которым можно поделиться своими страхами и беспокойствами, не строя из себя бессердечную крепость, что не знает ни ночных кошмаров, ни дневных тревог.
— Я хочу. Ты можешь мне её доверить. Отвезти в школу, забрать, накормить, занять её. Я справлюсь.
Для ответа ему потребовалось время – его карие глаза долго всматривались в мои в поисках мотивов, сомнений и теней опасности. И пусть я была лживой девчонкой, выдающей себя за неизвестную, пусть моё поведение и слова не вписывались ни в какую логику и будущие планы, я искренне хотела помочь. Кай спас мне жизнь. Минимум, что был в моих силах, поддержать его с Иви.
— Ты, правда, думаешь, что я поступил правильно? — медленно произнес он.
Дикарь искал в моих глазах сомнения. И не нашел.
— Да.
— Птичка, — в этот раз его улыбка больше напоминала прежнего Кая, а в диких глазах показалось тепло, — пожалуйста, поможешь мне с Иви?
— Да, — и я улыбнулась в ответ.
Очередное телефонное уведомление заставило нас обоих напрячься. Получать новости о близком так, издалека и бездушными буквами, за которыми могло скрываться что угодно, было издевательски. Кай уставился на сообщение, а я всё ждала, застыв и считая секунды, когда он сможет его озвучить.
— Она в реанимации, стабильна, — он сглотнул, опустив глаза в стол, — матку удалили.
Воздух между нами замер, не попадая в легкие, голову пронзили холодные иглы.
Сознательно не заводить ребенка – это выбор, который может сделать каждая. Но столкнуться с реальностью, где даже этот выбор отобрали и оставили с фактическими «нет» и «никогда» – это боль, которую ни одна не заслужила.