Сердце равномерно стучало, глаза примечали детали: опущенные уголки знакомого рта, знакомо нахмуренные брови, просторный знакомый кабинет с внушительным знакомым столом. Я рассматривала картинки под разными углами, приближая и отдаляя от своего лица, только вот они не менялись. Это точно был мой отец. И он точно был дикарем.
Кажется, этой ночью что-то переваривать придется не только Каю.
— Ты не знала, да? — его пальцы нежно обхватили мои трясущиеся запястья.
Я даже не понимала, что ему сказать, будучи не в силах оторвать взгляд от копны темных волос на голове юного господина Моретти, от его диких глаз. Таких же, как и мои.
В двадцать лет республиканцы делают операцию и, кем бы они ни были, становятся теми, кем нужно: Белыми. Всю жизнь ожидая своего очередного дня рождения, когда меня избавят от дикого проклятия, я страдала от неприязни всего белоснежного мира вокруг. Всех прекрасных и «правильных» школьников, студентов, соседей, незнакомцев в очереди, но больше всего от давления собственных родителей.
Какого дьявола? Если ты сам, Николас Моретти, когда-то был настоящим пятном на теле собственного белоснежного штата, почему относился ко мне как грязи? С тобой что, так поступали твои родители? Не будем разрывать порочный круг и отыграемся на дочери?
Злость, какую я еще никогда не испытывала, заставляла плакать, сминая в руках злополучные фотографии. Не было на всём свете лицемера большего, чем мой отец.
— Ты не знала? — повторил Кай.
Молча покачала головой. Сжимая зубы, глубоко дышала, пытаясь вспомнить хоть один способ взять себя в руки.
— Тебя обижали там?
Я кивнула, не доверяя ни языку, ни глазам, что не могли оторваться от диких глаз отца на жалкой бумажке.
— Джун, — Кай потянул из моих пальцев снимок.
Не хотела отпускать, отдавать ему. И противоречиво не хотела это когда-либо видеть.
— Ты не сможешь изменить прошлое, — своими теплыми ладонями дикарь обхватил моё лицо, убирая волоски за уши.
Недавно в этих стенах я так же захлебывалась слезами на его груди.
— Но ты можешь использовать это как инструмент. Как оружие, чтобы изменить будущее, — он сделал паузу. — Есть достаточно много людей, которые за эти фотографии свои души тебе продадут.
Как же легко могла сломаться репутация Моретти, гордого борца за Белых людей. Вечно непоколебимого, никогда не сомневающегося перед принятием очередного закона, уничтожающего Темных. Закрыть смешанные школы? Да, конечно, пусть Темных детей ненавидят остальные! Не допускать Темных в медиа пространство? Да, да, чем меньше их видят, тем больше страху должна нагонять неизвестность! Сидя в своем кожаном кресле за тем дорогущим деревянным столом, многоуважаемый господин Моретти даже не подозревал, насколько вся его жизнь была близка к грандиозному провалу. А я знала, мгновение назад держа её в своих руках. Его погубил бы не факт того, что до операции он был дикарем, а то лицемерие, которым он кормил всю Республику последние двадцать лет.
— Я не хочу, чтобы их кто-то видел, — прошептала я, проглатывая всю боль и желание отомстить.
Потому что его репутация – это репутация моего дома. Его лицо – это лицо моего дома. Его слова – это слова моего дома. Его позор – это позор моего дома. И его падение – это падение всего моего будущего.
Единственной целью существования Джун Моретти была учеба, бесконечная подготовка, чтобы когда-то занять пост отца. Только полный идиот, обезумевший от обиды и гнева, ринулся бы его разрушать.
— Хорошо, — кивнул Кай. — Они твои. Я ничего не сделаю.
И даже зная, что у него имелись связи и возможности, чтобы сделать очень многое, я ему поверила.
— Нужно самой во всем разобраться.
Как не быть злым на весь мир взрослым, когда в душе ты остаешься обиженным ребенком, которому не хватило любви?
— Я уверен, что ты разберешься, Птичка, — губы Кая тронула легкая улыбка. — Но ты не одна.
Его ласковые слова стали последней каплей. Я подалась вперед, крепко обняла дикаря за шею, пряча своё опухшее лицо у него на груди. Ноги скрестила за спиной Кая, практически пересев к нему на колени.
— Спасибо, спасибо тебе, — бессвязно и навязчиво бормотала я в ткань его футболки, — спасибо, ты даже не представляешь, как много для меня делаешь. Спасибо…
— Всё будет хорошо.
После момента колебания его руки принялись гладить мою спину, позволяя отдыхать от нахлынувших эмоций столько, сколько было необходимо. Обида и злость рвали меня на части, но проигрывали сильным и заботливым рукам Кая, бережно охраняющим то, что оставалось от моей души.