— Всё будет… — я подошла ближе к нему и положила ладони на его широкие плечи.
— … хорошо, — закончил Кай. — Она же тебя не узнает?
— Мы никогда не виделись, и она никогда не интересовалась моей семьей.
А известной в медиа личностью дикая дочь Моретти, естественно, не была.
Кай склонил голову так, что его лоб уперся в мой. Я могла разглядеть каждую черную впадинку его наполненных тревогой карих глаз, каждую морщинку напряжения у его мягких губ. «Хорошо» — приятное, доброе, но, к сожалению, ни к чему не обязывающее слово.
Когда стук каблуков в коридоре уверенно приблизился к входной двери, дикарь, оставив нежный поцелуй на моем лбу, отстранился. Я наблюдала, как он поворачивал ключ в замке, и старалась не нервничать, чтобы помочь ему спокойно пережить этот день, не добавляя беспокойств. Но когда великолепная Беатрис Эйрменд осматривает тебя с ног до головы, словно видит насквозь каждую царапину, шрам и волосок на теле, сложно не нервничать. Она даже не вошла в квартиру, остановившись в проходе, а уже заполнила собой всё пространство, провозглашая ранее свободный воздух своей собственностью.
Сначала её холодные глаза просканировали Кая, отошедшего, чтобы позволить ей войти. Облаченная в брючный костюм, с белоснежными волосами, подстриженными в каре до подбородка и собранными заколкой с драгоценными камнями, на высоких каблуках она совершенно не вписывалась в серую и невзрачную квартиру. Я в простом свитере, одолженным из гардероба Ины, чувствовала себя на уровни её прислуги. Кай выглядел одинаково опасно и в футболке, и в пуловере, и… без всего, но сегодня надел черную рубашку, сильнее подчеркивая свою темную внешность, будто хотел смутить Беатрис Эйрменд. Будто что-то в этом скучном и жалком мире в принципе могло её смутить.
Элизабет, ассистентка, о которой мне рассказывал Кай, неловко стояла за своей руководительницей, сжимая нолис в руках.
— Миссис Эйрменд, — кивнув, Кай предложил ей войти.
— Я госпожа Эйрменд, мальчик.
Повернувшись к нему спиной, она не видела, как дикарь закатил глаза. Её взгляд цеплялся за каждую трещину в стенах, за каждую ниточку, вылезшую из моего свитера. Как бы Ина ни проклинала этот факт, свои черты лица она целиком и полностью унаследовала от матери. Смотря на эту высокомерную легенду Республики, я поражалась, как же так можно скопировать человека, и понимала, как будет выглядеть Ина через двадцать лет. И лицом, и грацией, и манерой речи, и даже неуловимыми, неосознанными жестами она повторяла ненавистную ей мать.
— А это…? — Беатрис выразительно на меня посмотрела.
— Джун, моя подруга, — ответил Кай, вставая передо мной в защитном жесте.
Только я открыла рот, чтобы поздороваться, как женщина в недовольстве сжала губы.
— Моя дочь еще не умерла, чтобы ты заводил себе новых «подруг».
Так она не знала, что дикарь перед ней – это не Финн, не муж Ины? Я подумала о том, что её незнание можно было бы использовать, но начинающий злиться Кай не дал этой стратегии ни шанса.
— Я другой Леманн. Не связан с вашей дочерью.
— А где тогда «тот» Леманн?
— Умер.
На мгновение Беатрис дернулась, словно она человек, который мог испытывать какие-то эмоции, но быстро надела безразличную маску обратно и перевела взгляд на замершую подле ассистентку. До встречи с госпожой Эйрменд я считала свою мать эталоном собранности и гуру умения держаться на людях. Теперь я видела, что даже Диане Моретти еще оставалось чему поучиться.
— Почему я не знала?
— Нам не сообщали, — пролепетала Элизабет, лихорадочно ища в планшете какую-то информацию, — я всё уточню.
— Будь так добра.
— И госпожа Эйрменд, — продолжила Элизабет, поднимая взгляд с планшета на меня, — это Джун Моретти, дочь сенатора Моретти. Я виделась с ней на приемах у семьи Робертс.
Дьявол. Да простит меня Кай.
— Да? — изящная бровь Беатрис чуть приподнялась.
— Я уверена, — подтвердила девушка.
Замерший дикарь явно растерялся перед новыми обстоятельствами. Было бы глупо продолжать молча стоять за его спиной, поэтому я сделала шаг вперед.
— Приятно познакомиться, госпожа Эйрменд, — протянула я ей руку для рукопожатия.
К моему удивлению, она её даже пожала. На ощупь пальцы сенатора оказались такими же холодными, как я себе и представляла.
— Это какой-то семейный фетиш? — спросила Беатрис, обращаясь к Каю. — Поднимать свой социальный статус за счет глупеньких дурочек с хорошим наследством?