— А еще я видела тебя, — после минутных сомнений произнесла девушка, снимая очки. — Тебя, такую высокомерную и заносчивую принцессу, для которой никого больше не существовало. Только ты и твои проблемы. Агрессивная, легкомысленная, вредная, зацикленная и коварная девица. И себя видела, — продолжила она, пряча зеленые глаза. — Твою завистливую тень. Как идиотка бегала за тобой хвостиком. Я жизни без тебя не представляла, Ина. После нашего знакомства единственное, что я хотела, это стать тобой, а получалась какая-то дешевая и кривая копия. Я так сильно завидовала тебе.
Ей многие завидовали. Блистательный ребенок, знаменитый подросток, шикарная девушка – одно клеймо сменялось другим. Лишь единицы были осведомлены о том, сколько гнили разлагалось за идеальным фасадом.
— Но ты изменилась, — зеленые глаза Лиззи немного потеплели, — Ты стала чудесной мамой, ты беспокоишься о своей семье, защищаешь дочь. И я изменилась. Я больше не мечтаю однажды проснуться тобой. Работаю, учусь и развиваюсь для себя. Всё изменилось, так почему твоя мать не могла измениться?
Потому что. Потому что тогда всю неприязнь и всю ненависть, на которые надежно опиралась сломленная молодая женщина, придется по кирпичикам разбирать. Придется учиться доверять, верить и строить мосты, которые она с мамой с таким остервенением разрушили.
— Я в это не верю, — произнесла Ина, глядя на свои тонкие бледные пальцы.
Еще пару минут Лиззи оставалась в палате. Они молчали, погруженные в собственные, непересекающиеся картины мира. Когда Элизабет ушла, пробормотав ничего не значащие слова прощания, Ина неспешно поднялась с кровати и подошла к окну. Очередной солнечный день встретил её теплом и светом, льющимися через стекло оконной рамы в палату. Пионы распускались нежными цветами, превращая осенние краски в ласковую весну. Дома они также стояли в каждой комнате: в её спальне, в столовой, в гостиных, в кабинетах, в коридорах, в родительских комнатах, будучи любимыми цветами госпожи Эйрменд. Или Ина их тоже любила? Почему так сложно воскресить хоть одно счастливое воспоминание?
Девушка чувствовала себя раздраженным и озлобленным комком нервов. Она совсем не выспалась: всю ночь ворочалась, пытаясь избавиться от надоедливых воспоминаний. И чертовски им проигрывала. Стоило только начать проваливаться в сон, она, услышав легкие шаги в коридоре, вскакивала со страхом, будто войдет рассерженная мать и отчитает её за безделье.
— Ты что, спишь днем? — однажды разбудила дочь Беатрис, недовольно сжимая губы при осмотре разбросанных по полу игрушек. — Инес, через десять минут у тебя танцы. Доброе утро!
Десятилетняя Ина, резко сев на кровати, замерла.
— Мама, у меня тест по математике завтра… — девочка смотрела на идеально выглаженные материнские брюки и боялась поднять взгляд на её лицо. — Можно мы отменим сегодня танцы? Я не успела подготовиться.
— А поспать ты успела? Нет, дорогая, займешься математикой после танцев и репетитора по языкам.
— Мама… Мы же ночью закончим.
— Напоминаю, ты спала сейчас. Подъем. И одеваться на танцы.
Да, целых полчаса сна для её уставшего юного тела. Если бы не Лиззи, периодически тыкающая в руку Ины карандашом, та бы отключилась еще за партой в школе. Всю предыдущую ночь проводились съемки: премиальный бренд детской одежды снимал рекламу новой коллекции на своем «ангелочке» Ине. Лиззи говорила, что это круто. Ине, приехавшей домой в шесть утра и встающей в восемь в школу, крутой казалась только мягкая постель и перспектива обеда. Девочка ничего не ела со вчерашнего дня, чтобы зарезервированные для съемок вещи смотрелись на детском теле так же, как и на плоских манекенах.
Конечно, тест по математике она завалила. А после госпожа Эйрменд, отчитав её за отсутствие дисциплины и самоорганизации, втиснула в расписание своей драгоценной дочери еще и дополнительные занятия по ненавистной математике. Вместо половины обеда или еще пары часов утреннего сна – какая разница? Главное, обязательно стать лучше всех.
Стереть из памяти произошедшее было бы достаточно легко, если бы оно являлось единичным случаем, а не извечно повторяющейся историей. Цикличность, установившаяся годами, не покидала мысли даже спустя семь лет.
***
— Час назад я виделась с твоей дочерью, — вместо приветствия сказала сенатор, усаживаясь в кресло через несколько часов после визита Элизабет.
Видимо, встречи с Иви были внесены в её график в одно и то же время, раз Беатрис не соизволила даже поменять фразу.
Ина никак не среагировала. На этот раз о встрече она хотя бы знала: Кай подробно описал всё в сообщении. Заодно он прислал фотографию заколки, которую «Тетя Беа», как называла великую госпожу Эйрменд Иви, подарила внучке в первый раз. Девочка весь день уламывала взрослых позволить ей взять заколку в школу, чтобы похвастаться перед подружками, но те отказывали. Сначала Кай проверял вещицу на предмет слежки или прослушивания – чисто. Потом решил оценить дороговизну инкрустированных камней и окончательно запретил Иви таскать её в школу. Штучка стоила дороже, чем эта самая школа.