Ина сжалась, умоляя свое сердце не дать волю слезам при матери. После можно разрыдаться так, что молчаливому персоналу потребуется поменять наволочки.
— Всё, что я делаю, я делаю идеально. Кроме одного, — ясные глаза женщины были затуманены печалью, — Как мать я провалилась.
Семь лет назад госпожа Эйрменд назвала единственную дочь, желающую сбежать, исчезнуть с лица земли и разорвать все семейные узы, своим величайшим провалом. Теперь Ина с неверием слышала в материнских речах нечто, похожее на раскаяние. Крупицу признания её, Беатрис, вины в произошедшем.
— Может быть, я смогу что-то исправить, — произнесла мать и поднялась с кресла.
Она неторопливо двигалась к выходу из палаты. Наверное, ожидала хотя бы слова или кивка от дочери. Но Ина молча смотрела на её замершую в проходе фигуру и не знала, что сказать. Не существовало алфавита, в который бы уместились её растерянность и удивление. Не придумали еще языка, который мог бы передать страх и надежду молодой женщины после сказанного.
— А если бы со мной всё было нормально, — неожиданно проговорила девушка, когда Беатрис уже была готова уйти. — Если бы Кай тебе не звонил и не просил о помощи. Если бы у тебя не было возможности познакомиться с Иви через мою болезнь. Ты бы попробовала найти нас, связаться со мной, пытаться договориться?
— Ты знаешь, что нет, — не поворачиваясь к дочери лицом, сказала Беатрис и ушла.
Инесса кивнула: действительно, знала. Материнская гордыня никогда бы не позволила сделать первый шаг и вернуть отношения, что были разорваны в жалкие клочья. «Нет» не вызвало ни злости, ни обиды, ведь Ина прекрасно понимала и осознавала, что её собственная гордость ничем не отличалась от Беатрис. Её ответ на подобный вопрос сошелся бы к тому же «нет».
Гордыня – их семейное проклятие.
Уставши, девушка будто повисла в одиночестве, глядя на свои ладони и не замечая течения времени. Только внезапный стук в дверь заставил её поднять голову.
— Госпожа Леманн? — поздоровалась с Иной незнакомая женщина средних лет и прошла в палату. — Я мастер маникюра. Будут какие-то пожелания?
Ина грустно улыбнулась. Одна из её внутренних преград неспешно таяла: фамилией супруга Инессу еще никто за эти десять дней ни разу не называл, ведь Беатрис этот брак не признавала. Видимо, глобальные исправления брали свое начало с незначительных для кого-то чужого, но бесконечно важных для Ины вещей.
— Красный, — ответила девушка, подавая руку мастеру. — Давайте сделаем красный.