елей преуспевающего штата - никак. Невозможно. Неосуществимо. Недостижимо." Документы, карты со встроенными чипами слежения, все то, что сейчас так необходимо, что могло бы помочь мне, спрятано в матрасе. Один-единственный раз за девятнадцать лет я нарушила закон, оставив их в комнате, когда шла на место встречи. Сара четко выразилась по этому поводу: никаких мобильников и удостоверений. Она заставила меня снять подарок Евы - серьги-гвоздики, украшенные маленькими, поразительно отражающими свет кристаллами, которые она называла бриллиантами. Сара бросила их под ноги и втоптала своими кроссовками в грязь. Так умерла последняя вещь, связывающая меня с любимым человеком. Так в очередной раз умерла я. Я сделала глупость, повлекшую за собой такие сумасшедшие последствия, не из-за желания дружить с Робертс и элитой. Передо мной поставили всего-лишь одно условие. - Выпускной. Ты ведь хочешь провести его тихо и незаметно, верно, Джуни? За поведением этой сучки мистер Робертс следит очень строго. Его красавица дочка должна не испачкать в грязи имя семьи перед общественностью и удачно для Метью выйти замуж. Ни при каких обстоятельствах в его планы не входит распущенность дочери и ее молчаливый протест всем правилам, установленных отцом. В случае провала, она просто свалила бы всю вину на меня. Родители еще больше мной не разочаруются, а Сара станет мученицей, несчастной жертвой ужасной Джун. Я тщательно продумывала свой ответ. Всеми фибрами души я надеялась, что выпуск, такое значимое для несовершеннолетнего человека событие, пройдет как по маслу. Привлечь как можно меньше внимания, как можно быстрее уйти. Вот и весь гениальный план. Холодным октябрьским вечером нам должны будут вручить дипломы и разрешения на работу, затем большинство поедет отмечать, а другие, сломя голову, сразу устроятся в заранее одобренные предприятия. Четвертого ноября, в день моего двадцатилетия, в три часа ночи я лягу на холодную больничную кушетку, а вечером уже буду сидеть за праздничным столом, смотреть на людей компании отца, на моих коллег, сквозь копию маминых голубых глаз и улыбаться им кукольной улыбкой. На следующее утро начну работу в правительстве, а через год, в один день с Сарой, на глазах у всей Республики выйду замуж за одного из выбранных нашими семьями мужчин. Но вместо того, чтобы зубрить пункты многочисленных кодексов, последние несколько дней я бегаю, дерусь, кусаюсь, теряю сознание, кричу и реву. Я порезалась об настоящий камень в реальном лесу, угрожала темному человеку ножом, поучаствовала в смертельном эксперименте, когда в меня насильно заливали элинер, подружилась с единственным ребенком, который визжит не при виде меня, а увидев натуральное членистоногое. Сильно сомневаюсь, что подобный опыт помог бы мне в области политики, и что хоть один сумасшедший поверит моему безумному рассказу, если я когда-нибудь решусь поделиться им. - Почему именно два месяца? - неожиданно даже для себя спросила я. Дикарь моргнул, немного помолчал, а затем в свойственной только ему манере жутко улыбнулся, оскалив зубы. - Еще пара вопросов - станет три. Хочешь остаться подольше, Джуни? - чересчур бодрым голосом буквально пропел он. - Никогда не называй меня так! - воскликнула, почти зарычав, я. Больше чем "Дикарка" я ненавидела только "Джуни". К сожалению, об этом знали все: отец, Сара, педагоги, зазнавшиеся однокурсники, и никто не упускал возможность в очередной раз унизить меня этим детским и слащавым прозвищем. Теперь и мерзавец может наслаждаться. Какая же я идиотка. Я отвела взгляд от шокированного дикого лица, пытаясь сосредоточиться на чем угодно, но не на нем. За все девятнадцать лет я могла увидеть темные волосы и глаза лишь в ненавистных зеркалах или плакатах против дикарей. А в эту самую секунду на меня давят черные, настолько страшные глаза мерзавца, что я не могу сдержать свои эмоции. Кай был одет так, будто на одном из важнейших заседаний правительства (только на такие мероприятия носят настолько накрахмаленные белоснежные рубашки и строгие серые костюмы) произошла самая настоящая драка. Рукав пиджака и штанина порваны, верхние пуговицы рубашки вовсе отсутствуют. Никогда не слышала, что такие инциденты случались, но иногда отец приходил с собраний такой нервный, потрепанный и злой, что я смело могла предположить, без рукоприкладства там не обошлось. Я вздрогнула, разглядев на белой ткани темно-красные капели. Либо это кровь, либо кто-то, как и я балуется с напитками. Увы, но последняя версия уж очень маловероятна. Дикарь запустил руку в и без того растрёпанные волосы, снова уставился на стену позади меня и устало, отчаянно, словно не мог решить какую-то важную для мира задачку, выдохнул. - Спускайся. Нет. Он уже потянулся к двери, когда понял, что я просто проигнорирую его недоприказ-недопросьбу. - Разве ты не голодна? - поинтересовался мерзавец. Да. Очень даже голодна. - На кухне тебя ждет горячая, аппетитная, мясная запеканка с хрустящей сырной корочкой, - соблазнял едой мерзавец. Он и вправду монстр. Во всех смыслах этого слова. - А еще теплый, сладкий и медленно остывающий чай, - томно, с хрипотцой прошептал Кай. Со мной еще никогда так не разговаривали. И это только усугубляло положение. Пусть лучше орет. И к чему эта чертова "забота"? Не может смириться, что зря потратил драгоценный элинер? Даже я понимала, что, продолжая питаться в том же духе, я помру от голода. Мне не нужно это объяснять. - У тебя три минуты на размышление, - мерзавец посмотрел на запястье, на котором вместо часов красовался синий, свежий, с кровоподтеками синяк. Пробормотав "ублюдки", он вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Я осталась наедине с урчащим животом. *** На цыпочках пробравшись на кухню, будто вор или грабитель, я глубоко вздохнула умопомрачительный запах натуральной запеканки. К счастью, помещение было абсолютно пустое. Унизительно уже есть его еду, а если мерзавец будет давить на меня своими черными глазами, я, к чертовой матери, подавлюсь и разревусь. Блюдо оказалось именно таким, каким описывал его Кай - божественным. Я не имею ни малейшего понятия, где и когда он берет такую еду, но готова поспорить, что родители никогда не ели ничего подобного в своих дорогущих ресторанах. Если я ненадолго включаю мозг, то понимаю, что два месяца пережить можно. Я не скована цепями в какой-то грязной пещере, меня не избивают, не насилуют, не пытают. Все настолько безумно странно. Я, конечно, рада, что избежала этого ужаса, но меня преследует ощущение неправильности происходящего. Последнее, что я должна делать - это сидеть за столом, чистая, причесанная маленькой дикой девочкой, в огромной мужской футболке и есть самую потрясающую запеканку, запивая её удивительным напитком. Дикарь назвал его "чай", я помню, что такое слово встречалось в одной из украденных мною книг отца. - О, черт, еда! Услышав уже знакомый женский голос, я так резко подняла голову, что подавилась. Откашлявшись, я наконец взглянула на эту женщину. Кусок запеканки застрял у меня в горле. Посреди кухни стояла самая белая девушка, какую только можно встретить на всем долбанном свете. *** Коттедж в гуще леса со всеми удобствами? Пятилетняя дикарка с голубыми глазами? "Найденный" дикарем элинер? Да все загадки мира меркнут на фоне разворачивающейся передо мной картины. "Женщиной", "страшной дикаркой", возможной матерью Иви оказалась светлая девушка лет двадцати, которая с восторгом и стонами удовольствия съела за минуту, пока я на нее пялилась, тарелку запеканки. Вот какой я должна быть. Идеальный макияж должен ровно ложиться на мою идеальную кожу, выделяя мои ярко-голубые глаза. Янтарные волосы должны быть убраны в конский хвост, открывая утонченное лицо с высокими скулами, ровным носом и покрашенными в алый цвет губами. На мне должен быть дорогой строгий костюм, состоящий из узкой серой юбки, светло-голубой рубашки и валяющегося на диване пиджака, а не футболка, еле прикрывающая колени. Белая медленно поднесла салфетку к лицу и аккуратно вытерла уголки своих красных губ, наконец, обратив на меня внимание. В ее чертах лица явно угадывалось сходство с малышкой, но она слишком молода для того, чтобы быть матерью. Может быть, сестра? Поразительная, белая, идеальная сестра. - Ты будешь это есть? Мне потребовалось пара секунд, чтобы понять, к кому и зачем она обращается. Своим ухоженным пальцем она указала на оставшуюся в блюде запеканку, вопросительно подняв бровь. Я покачала головой. Мне казалось, что если я открою рот, то начну истерически умолять ее спасти меня, кричать и рыдать, ползая у девушки в ногах, упрашивая вытащить отсюда. Девушка молча поднесла к себе блюдо и продолжила трапезу. - Ох, Леманн! - неожиданно недовольно воскликнула девушка, быстро опустив вилку, - Твоя стряпня как всегда отвратительна. Это, - она брезгливо сморщила нос, посмотрев на свою практически вылизанную тарелку, - Ужасно. Мне не надо было оборачиваться, чтобы узнать, кто стоит в нескольких шагах от стола. Кай Леманн, конечно, если это его настоящее имя. А ведь я могу помочь полиции, когда окажусь в городе. Нужно всего лишь собрать достаточно информации о дикаре и его шайке. - Чтоб ты подавилась, Ин, - спокойно ответил на её оскорбления мерзавец. Их перепалка выглядела настолько обыденной