голову платок, какую-нибудь шапку, лишь бы не раздражать гостей. И очки, темные, солнцезащитные, скрывающие мои проклятые глаза... Я согласна даже на пакет. - Мне нужно, чтобы ты исчезла. Нет, я не выгоняю тебя из дома, просто не высовывайся из комнаты, Джун. Вообще. Конечно, папочка. Как скажешь, папочка. Закроюсь, папочка. Я умру в своей комнате, папочка. Не волнуйся, ни Уолчи, ни Робертсы не учуют запах гнили и разложения, папочка. Да, я сделаю это тихо, никого не потревожу, папочка. Я кивнула. Он, даже не потрудившись фальшиво улыбнуться, встал и вышел из комнаты. Уткнувшись носом в нолис, я пыталась подготовится к завтрашнему зачету по высшей математике. Преподаватель - тиран похуже Николаса Моретти. Так прошел час: я разобралась в искомых функциях, производных и фиксированных числах. Клянусь, никакие слезы не мешали мне, не застигали глаза, не лились по щекам. Я была абсолютна поглощена уравнениями, не задумывалась о практически предательстве родителей. Через пятнадцать минут в гостиной послышались стук каблуков, вежливые приветствия и немного смешков. Затем в столовой скрипнули стулья, гости вместе с хозяевами принялись за угощение. Похоже, родители даже еду настоящую заказали. Я хмуро посмотрела на бумажный стакан с газировкой и упаковку с уже сухим печеньем. Вот и все, чем я сегодня завтракала, обедала и ужинала, помимо очередного контейнера в университете. В кабинете у отца я быстро нашла небольшую потрепанную книгу по нужной мне теме: Фундаментальные независимые системы решений неоднородных уравнений. Бумажные, древние книги мне нравились намного больше чем нолис. Я даже чувствовала себе особенной: у меня есть к ним неограниченный доступ, а большинство студентов даже не знает об их существовании. Вот только от темы зачета меня подташнивало. И зачем будущему чиновнику, депутату и министру разбираться в этом? Вместо того, чтобы тратить месяцы на изучение этого бреда безумных математиков, лучше бы устроили практику по праву. Когда я, наконец, домучила эти уравнения с их коэффициентами и характеристиками, электронные часы показывали восемь: прошло минут двадцать. - Что это за ужас? Я круто развернулась в кресле и неожиданно встретилась взглядом с великолепными зелеными глазами. Джек стоял передо мной. Джек стоял в моей комнате. Джек, одетый в голубую рубашку и серые брюки, почти довел меня до сердечного приступа. У любой женщины, девушки или ребенка сбивается дыхание, замирает в груди, цепенеют конечности, как только мимо проходит Джек Уолч. Я, чудовищная дикарка, конечно, не была исключением. И мечта, находящаяся в десятке сантиметров от меня, только что назвала меня "ужасом". Что это за ужас? Это я, Джек. Мы вместе учимся пятнадцать лет. Я - ужас. Пока я оторопела смотрела на него, открывала и закрывала рот, не находя ни слов, ни звуков, он протянул руку к столу, заваленному моими записями, решениями, некоторыми книгами. Джек взял несколько исписанных мелким, убористым почерком листов и бегло просмотрел их. - Черт, - горестно протянул он, - Зачет. Он кинул бумаги обратно на стол, и, быстро осмотревшись, сел на кровать. Джек Уолч сидит на моей кровати. Интересно, если бы я сфотографировала эту сцену, Сара бы поверила мне? Или назвала бы все фотошопом? Еве о своей глупой влюбленности я напрямую не рассказывала, хоть она, наверняка, догадывается, а Сара, когда ее семья приезжает к нам в квартиру, вечно лежит у меня в постели и зачем-то рассказывает о своих любовных похождениях. У нее огромная куча подруг, верных слушательниц, и я не понимаю, зачем она это делает. Чтобы я завидовала? То, что она шлюха, я и без ее рассказов знала. Часто от нее я слышу о Джеке, его подружках и друзьях. Но вот насколько я знаю, на ее кровати он не сидел. А на моей сидит и горюет о предстоящем зачете. Маленькая убогая победа. - Эм. Привет, Джейн. - Джейк, - кивнув, ответила на приветствие я. Я намеренно неправильно произнесла его имя. Ненавижу, когда мое путают: Джин, Нин, Юн, Жаннет, даже Джинджер, называют как угодно, только не Джун. И пусть я пускаю по Джеку слюни, такой прокол я не пропущу мимо ушей. Мы учимся вместе с самого первого дня начала обучения, можно было уже и запомнить имя одноклассницы и однокурсницы. - Меня зовут Джек, - не зло, а скорее недоуменно произнес он. - А я Джун. Он чуть поднял брови и поднял руки в капитулирующем жесте. - Прости. Я еле улыбнулась. Что ты здесь делаешь? Почему ушел из общества наших сияющих родителей? - Что это за ужас? - повторил он свой вопрос, указывая на мои записи. Ах, это... - Завтра зачет. Математика. Там уравнения первого и второго порядка. И вещественные коэффициенты. Я говорила и жестикулировала как больная. Первый разговор с самым потрясающем парнем на свете, и такой позор. Думаю, Джек этого даже не заметил, он стал слишком печальный, весь ссутулился. Высшая математика наводит ту еще печаль на студента. - Помоги, а? - умоляюще смотрел на меня он, - Мистер Фиттур меня закопает. Джек Уолч умоляет меня о подготовке к зачету. Пока я лихорадочно соображала, как бы согласиться, не слишком сильно показывая своей радости, он еще больше расстроился. - Ладно, еще раз извини, - он быстро встал и направился к двери. - Нет! - очень вовремя крикнула я, он почти открыл дверь, - Я помогу. Он обворожительно мне улыбнулся. Начались лучшие полтора часа в моей жизни. А затем случилось то, что люди называют "черной полосой". Я всегда считала, что эти девятнадцать лет - самые отвратительные в моей жизни, но я как всегда ошибалась. С этого момента все стало гораздо хуже. Моя мама влетела в комнату и велела Джеку уйти. И я, и он немного опешили от такого разгоряченного поведения вечно холодной госпожи Моретти, но парень быстро оправился, сконфуженно помахал мне рукой на прощание, пробормотал "спасибо" и вышел. Я тоже встала, когда мама вплотную подошла ко мне. Меня испугали ее красные заплаканные глаза, Диана Моретти никогда не плакала. Мне даже казалось, что она просто не может это сделать: у нее нет слезных желез. Когда она медленно обняла мое оцепеневшее тело, мне захотелось вопить. И этого я была лишена девятнадцать лет? Теплых объятий ледяной матери? Почему, зачем ты дразнишь меня, мама? Сейчас ты отстранишься, оттолкнешь меня, и я останусь опять одна! Она вздохнула. На ее вечно бледных, таких же как и у меня, щеках блестели дорожки слез. Диана Моретти не плачет, обнимая дочь. Это не она, скорее, какой-то киборг. Может, Уолчи привезли новейшие разработки со столицы. Я намного быстрее поверю в робота-клона, чем в нежность и слезы матери. - Ева... - имя сестры вырвалось из ее рта очередным рыданием, - О, Джун! Ева не вернулась! Не понимая, я нахмурилась. Тетя просто задерживается на пару дней на какой-то конференции, зачем так переживать? Мама, будто прочитав мои мысли, яростно покачала головой. - Нет! Ее больше нет, Джун! Мертва, мертва, мертва, мертва, мертва... Вздохнуть не получалось. Сглотнуть не получалось. Убрать руки этой обезумевшей женщины со своей шеи не получалось. - Мама, - прошептала я. - Почему ты жива, а она нет? Ее убили такие как ты! Дикари!!! Ее ухоженные пальцы сжимались на моей шее. Сильно, с нажимом, так, что останутся синяки. Мысли о возможном удушье мне даже в голову не приходила. Она ведь моя мать. А для нее я сейчас была каким угодно чудовищем, монстром, но не родной дочерью. - Дикие твари издевались над ней... над моей сестрой! - Мам, - шептала я. Она не слышала ни моего шепота, ни тяжелых шагов отца. Он быстро отдернул жену, грубо схватив за предплечья. Она начала пинаться, отбиваться локтями, попыталась кричать, протягивая мне руки. Она тянулась ко мне, чтобы обнять, ласково прижать к себе, утешить, или задушить? Я забилась в угол комнаты, наблюдая как мою многоуважаемую, высокопочитаемую, достопочтенную мать силой вытаскивает из комнаты мой многоуважаемый, высокопочитаемый, достопочтенный отец. Я потеряла Еву, единственного искренне любящего, желающего мне добра человека. Я потеряла Еву, мою тетю, подругу, мать и сестру. Я потеряла Еву, самую потрясающую на свете женщину-ученого. Я потеряла Еву, ее истории, ее смех, ее улыбки, ее голос, ее запах. Отец нашел меня, тихо плачущую, на кухне. Я не хотела привлекать к себе внимание Николаса стонами и орами, что рвали глотку, поэтому заглушала их, молча терпела. - Иди спать. С утра начнется подготовка к похоронам. Приведи себя в порядок. Первого августа в 13:40 Еву Уолис похоронили в закрытом гробу на Грэмском кладбище. Ее друзья, коллеги и другие ученые не могли поверить в происходящее. Только позавчера она счастливая, укладывала чемоданы в дальнюю поездку-конференцию в Грейсон, а сейчас ее, собранную по кусочкам опускают в землю. Никто не смог с ней толком попрощаться. Мою любимую Еву настолько изуродовали монстры-дикари, что было решено не показывать тело. Маму я увидела только на самих похоронах, до этого она не появлялась. Как всегда собранная, с иголочки одетая женщина спокойно стояла рядом со мной и отцом. Я даже подумала, может, мне почудилась вчерашняя сцена? Не верится, что эти пальцы в голубых перчатках, аккуратно сжимающие какие-то документы, недавно собирались сомкнуться на моей шее. Но тональный крем с трудом скрывал ее синяки под глазами, а искусанные губы плохо покрыты помадой. Если не приглядываться, то никому не узнать в стойкой Госпоже Моретти сломленную и уб