ла как больная. Первый разговор с самым потрясающем парнем на свете, и такой позор. Думаю, Джек этого даже не заметил, он стал слишком печальный, весь ссутулился. Высшая математика наводит ту еще печаль на студента. - Помоги, а? - умоляюще смотрел на меня он, - Мистер Фиттур меня закопает. Джек Уолч умоляет меня о подготовке к зачету. Пока я лихорадочно соображала, как бы согласиться, не слишком сильно показывая своей радости, он еще больше расстроился. - Ладно, еще раз извини, - он быстро встал и направился к двери. - Нет! - очень вовремя крикнула я, он почти открыл дверь, - Я помогу. Он обворожительно мне улыбнулся. Начались лучшие полтора часа в моей жизни. А затем случилось то, что люди называют "черной полосой". Я всегда считала, что эти девятнадцать лет - самые отвратительные в моей жизни, но я как всегда ошибалась. С этого момента все стало гораздо хуже. Моя мама влетела в комнату и велела Джеку уйти. И я, и он немного опешили от такого разгоряченного поведения вечно холодной госпожи Моретти, но парень быстро оправился, сконфуженно помахал мне рукой на прощание, пробормотал "спасибо" и вышел. Я тоже встала, когда мама вплотную подошла ко мне. Меня испугали ее красные заплаканные глаза, Диана Моретти никогда не плакала. Мне даже казалось, что она просто не может это сделать: у нее нет слезных желез. Когда она медленно обняла мое оцепеневшее тело, мне захотелось вопить. И этого я была лишена девятнадцать лет? Теплых объятий ледяной матери? Почему, зачем ты дразнишь меня, мама? Сейчас ты отстранишься, оттолкнешь меня, и я останусь опять одна! Она вздохнула. На ее вечно бледных, таких же как и у меня, щеках блестели дорожки слез. Диана Моретти не плачет, обнимая дочь. Это не она, скорее, какой-то киборг. Может, Уолчи привезли новейшие разработки со столицы. Я намного быстрее поверю в робота-клона, чем в нежность и слезы матери. - Ева... - имя сестры вырвалось из ее рта очередным рыданием, - О, Джун! Ева не вернулась! Не понимая, я нахмурилась. Тетя просто задерживается на пару дней на какой-то конференции, зачем так переживать? Мама, будто прочитав мои мысли, яростно покачала головой. - Нет! Ее больше нет, Джун! Мертва, мертва, мертва, мертва, мертва... Вздохнуть не получалось. Сглотнуть не получалось. Убрать руки этой обезумевшей женщины со своей шеи не получалось. - Мама, - прошептала я. - Почему ты жива, а она нет? Ее убили такие как ты! Дикари!!! Ее ухоженные пальцы сжимались на моей шее. Сильно, с нажимом, так, что останутся синяки. Мысли о возможном удушье мне даже в голову не приходила. Она ведь моя мать. А для нее я сейчас была каким угодно чудовищем, монстром, но не родной дочерью. - Дикие твари издевались над ней... над моей сестрой! - Мам, - шептала я. Она не слышала ни моего шепота, ни тяжелых шагов отца. Он быстро отдернул жену, грубо схватив за предплечья. Она начала пинаться, отбиваться локтями, попыталась кричать, протягивая мне руки. Она тянулась ко мне, чтобы обнять, ласково прижать к себе, утешить, или задушить? Я забилась в угол комнаты, наблюдая как мою многоуважаемую, высокопочитаемую, достопочтенную мать силой вытаскивает из комнаты мой многоуважаемый, высокопочитаемый, достопочтенный отец. Я потеряла Еву, единственного искренне любящего, желающего мне добра человека. Я потеряла Еву, мою тетю, подругу, мать и сестру. Я потеряла Еву, самую потрясающую на свете женщину-ученого. Я потеряла Еву, ее истории, ее смех, ее улыбки, ее голос, ее запах. Отец нашел меня, тихо плачущую, на кухне. Я не хотела привлекать к себе внимание Николаса стонами и орами, что рвали глотку, поэтому заглушала их, молча терпела. - Иди спать. С утра начнется подготовка к похоронам. Приведи себя в порядок. Первого августа в 13:40 Еву Уолис похоронили в закрытом гробу на Грэмском кладбище. Ее друзья, коллеги и другие ученые не могли поверить в происходящее. Только позавчера она счастливая, укладывала чемоданы в дальнюю поездку-конференцию в Грейсон, а сейчас ее, собранную по кусочкам опускают в землю. Никто не смог с ней толком попрощаться. Мою любимую Еву настолько изуродовали монстры-дикари, что было решено не показывать тело. Маму я увидела только на самих похоронах, до этого она не появлялась. Как всегда собранная, с иголочки одетая женщина спокойно стояла рядом со мной и отцом. Я даже подумала, может, мне почудилась вчерашняя сцена? Не верится, что эти пальцы в голубых перчатках, аккуратно сжимающие какие-то документы, недавно собирались сомкнуться на моей шее. Но тональный крем с трудом скрывал ее синяки под глазами, а искусанные губы плохо покрыты помадой. Если не приглядываться, то никому не узнать в стойкой Госпоже Моретти сломленную и убитую горем сестру. Я знаю, всю ночь и утро она бы мучилась, страдала и пыталась прикончить собственными руками виновницу смерти Евы - ужасную дикарку, ревущую в соседней комнате, если бы не седативные препараты, которыми накачал ее отец. Она и сейчас находилась будто под наркозом: заторможенная и слабая. Ее крепко держал за руку муж. Диана перевела на меня опустевший взгляд и жутко улыбнулась. "Ты поплатишься за это"- говорила ее улыбка, - "Следующий гроб на этом кладбище будет твой". Первого августа, как и второго февраля, на кладбище стояла одна и та же температура: где-то +7° по Цельсию, штиль и никаких осадков, и всё из-за купола, регулирующего погоду. Все, кто пришел сюда по приглашению семьи Моретти были одеты в голубое. В РСШМ человека принято хоронить в одежде цвета глаз погибшего. Наверное, сверху наша толпа казалась огромным синим пятном. Недалеко суетилась группа людей в зеленом, покидала "территорию мертвых" небольшая семья в серых плащах. А если бы я умерла дикаркой, все были бы в черном? Даже мысль об этом посылает мурашки отвращения по всему телу. Или бы похорон вовсе не было... *** Еву убили почти полтора месяца назад. Эти сорок три дня обернулись для меня адом: депрессия, экзамены, переживания из-за выпускного и работы, затем началась вся эта история с дикарем. Я не хочу навредить Ине или Иви, только мерзавцу. Но при любом раскладе пострадают именно Чудо с ее мамой, когда Леманна арестуют. Он опасный преступник, а я - законопослушное чудовище, которое готово разрушить жизнь пятилетней девочки, лишь бы следовать законам. Ни дикаря, ни Иви, ни этого дома не должно существовать, и я стану той, кто это все уничтожит. Должна стать.