И вот, в лесном домике на краю Грейсона эта похороненная знаменитость жертвует мне свою одежду и дает советы по правильному общению с одним диким парнем. Воспитывает ребенка от другого дикого парня, работает в убогой адвокатской конторе, наверняка получая в месяц намного меньше, чем раньше тратила на одну пару обуви.
— А что это? — Кай очень не вовремя появился в дверях библиотеки.
Черт. Черт! Но журналы ведь не были очень хорошо спрятаны, так? К примеру, под досками пола. Может, они и не спрятаны вовсе, а просто кому-то было удобнее запихать их за книги, а не положить на стол, и я не раскопала ничего секретного.
— Я. — в моей голове гребаный вакуум. — Я не знаю.
Дикарь совсем не выглядел злым и не пытался вышвырнуть меня из дома за «находку». Он сел на диван напротив кресла, куда с ногами забралась я, и протянул руку, сосредоточившись на журнале у меня на коленях. Я отдала его Каю с некоторым вздохом облегчения: создавалось впечатление, что дикарь сам впервые видит его. Темные глаза расширились, стоило Каю только взглянуть на обложку.
— Дьявол. — он резко посмотрел на меня. — Это же Ина? Ина. А что здесь это, — он немного потряс журналом. — делает?
Мне самой интересно.
— Это твой дом. — напомнила я.
— Откуда ты это взяла?
Я указала на нижнюю полку, где до сих пор точно так же был «спрятан» второй журнал. Дикарь нагнулся к нему и уже практически вытащил, но внезапно замер и оставил на месте.
— Там ведь то же самое, да? — он кивнул сам себе в ответ. — Хватит. Я и так слишком много увидел.
— И ты не знаешь, кто их туда спрятал?
— Догадываюсь. — Кай, улыбаясь, сел на место.
— Ина? — сомневаясь, предположила я.
Кай покачал головой.
— Если она это увидит, то сожжет. Серьезно. Еще и расплачется, лучше не говори ей. Наверное, это Финн так «собирал информацию». — дикарь хрипло и печально рассмеялся, медленно покачивая головой. — Идиот.
Брат Кая следил за Белой? Неужели и ее досье покрывается слоем пыли, спрятанное под скрипучими досками пола? Правда, чтобы узнать о жизни этой девушки, не нужно шпионить, проводить расследования, строить догадки и теории, можно было просто пару часов посмотреть телевизор или прочитать несколько журналов, один из которых как раз вертел в руках дикарь.
— Ина… она Эйрменд, да? — я терялась в собственных слова. — То есть, это действительно она?
Как же безумно сложилась ее жизнь: из-под света тысячи вспышек фотокамер она попала в темную, спрятанную во мраке семью. И дикие люди: Кай и его брат любили ее, считали своей, не пытались уничтожить дочь Белых Эйрмендов или шантажировать их жизнью Ины.
— Она, но Ина уже давно Леманн. Ты случайно больше ничего интересного не находила?
Он улыбался, не имея ни малейшего понятия, что его вопрос не был шуткой. Буквально в трёх шагах от того места, где он сейчас сидел, я находила очень и очень интересные документы.
— Книгу древних рецептов. — умолчала, не договорила, не стала рассказывать, фактически солгала ему я. — Чья она?
— Мамы. — было видно, что Кай хотел продолжить: может, рассказать о том, как она готовила, как учила его, как дополняла книгу своими идеями, но его смартфон оказался против: настойчивая вибрация оповещала о звонке.
Встав, дикарь направился в коридор, попутно разговаривая с мужчиной по имени Дин. Я просматривала несколько местами даже нелепых интервью, которые дала когда-то журналу Ина, когда Кай вернулся. Побледневший, даже напуганный, он тяжело дышал, заламывая пальцы на руках. В его лихорадочном взгляде читалась паника.
— Я скоро вернусь. — его глаза осматривали комнату. — Или… Дьявол! — он выругался, запустив обе руки в свои черные волосы. — Не знаю.
— Что-то произошло? — не то что бы меня волновали проблемы дикаря, просто он выглядел так, будто ему сказали, что на Землю летит астероид. «Или хуже, — думала я, — с Иви и Иной что-то случилось».
— Да. Там теракт.
Иголки, ледяные иголки пронзили мои нервные окончания, всего три слова выбили из легких воздух. Я наверняка стала бледнее Кая. Теракт: мертвые, убитые люди, загубленные жизни, уничтоженные мечты, желания и будущее. Мне было около одиннадцати лет, помню жаркий и ужасный август, когда по всем новостям крутили одно и то же: теракт в штате Петре. Казалось, весь мир остановился и зациклился только на нём: разговоры о кошмаре в Петре, репортажи о взрыве в Петре, кадры из Петре, выжившие, раненые и погибшие в Петре. Мы с Сарой сидели у телевизора, брошенные улетевшими взрослыми, и как загипнотизированные смотрели очередной выпуск новостей с обновленными омерзительными, бросающими в дрожь цифрами-убийцами: пятьсот семьдесят два погибших, семьсот пятьдесят шесть раненных, что в полтора раза больше тех чисел, о которых говорила ведущая всего два часа назад. Дикие безумцы каким-то невозможным способом установили бомбу на семьдесят третьем этаже небоскреба, и те, кого не задел сам взрыв, были погребены под многотонной конструкцией здания. Один кадр: лежащая на животе девушка, чьи прекрасные золотые волосы запутались на асфальте, снился мне долгими месяцами подобно кошмару. Она казалась крошечной по сравнению с огромными сваями, которые еще несколько часов назад, упав, переломали каждую вторую косточку ее невинного тела. Золотые волосы были испачканы кровью, та засыхала черными комками, текла отвратительными реками, собиралась в лужи под телами людей, не успевших попрощаться с собственным существованием. Я переводила взгляд со своих тонких, дрожащих ледяных пальцев на неестественно выгнутые ноги девушки, на ее белоснежные руки в пятнах темной, уже остывшей крови, и обратно вновь и вновь, пока Сара, плача, проклинала меня. Меня, дикое чудовище, виновное в пролившейся крови и раздробленных костях. Она кричала тонким и высоким голосом, вытирала слезы с покрасневших щек, но я не слушала ее: весь мир сузился до собственных, не находящих покоя пальцев, и засохших черных комков в золотых волосах убитой.