— Она мне расскажет? И про то, как здесь оказалась? Но с чего бы это? Я же просто… свалившийся на твою голову почти труп.
— Ты же выжила, птичка. Думаю, расскажет. Но, — в его уставшем взгляде появилась жестокость, а голос стал холодным, — когда это всё закончится, ты молчишь. У меня нет крутой штуки, стирающей память, поэтому я иду на риск и доверяю тебе. Не надо бежать и рассказывать обо всем, что ты видела, что слышала и с кем говорила. Ты сама от этого пострадаешь.
— Конечно. — качая головой, усмехнулась я. — Найдёшь меня и убьёшь, да?
— Не я. Это сделают те, кому ты расскажешь.
Глава 22
Когда ближе к десяти часам ночи Ина с дочерью так и не вернулись, я обнаружила себя, снующей по коридору туда-сюда и время от времени поглядывающей на дверь. Переживания стояли костью в горле, и я не знала чем занять переполненную вопросами голову.
Весь оставшийся день после разговора с Каем я провела у телевизора, ожидая новостей о теракте, хотя какая-то всегда во всём сомневающаяся часть внутри понимала, что ждать было как раз-таки нечего. И как бы это не было отвратительно, дикарь оказался прав: СМИ не просто умалчивало детали, СМИ практически уничтожило то, что произошло. Был ли теракт, если о нем не говорят? Для обычного Белого, возвращающегося с обычной работы к своей обычной Белой семье, нет ни одной причины переживать за жизни близких в Нин. Нет ни одной причины чувствовать страх за свою. Для обычного Белого ничего не случилось, а Республика - это сотни миллионов обычных Белых.
— Ина не приедет сегодня, - ответил Кай на мой вопрос о том, куда пропала девушка с Чудом. — У неё квартира в Грейсоне, и сейчас безопаснее оставаться там.
Мы молча ужинали небольшими тостами, изредка прерывая молчание незначащими фразами вроде "Будешь чай?" или "Подай тот джем".
— А семья Ины знает про неё?
Я помню слёзы Беатрис Эйрменд - матери Ины, льющиеся по её высоким, красивым скулам, когда белоснежный гроб медленно опускался в холодную, сырую от дождя землю, и тысячи камер сфокусировались на лице женщины, потерявшей всю свою семью. Сначала не стало её мужа: глава идеального Белого штата Республики разбился в столь редкой сейчас автомобильной катастрофе. Затем её сияющую золотым светом дочь погубили грязные, дикие монстры. Её нашли мертвой и изуродованной в одном из темных лесов. Некоторые шептались, что даже Беатрис не сумела опознать тело собственного ребенка, для этого пришлось провести специальную экспертизу, настолько чудовищной стала некогда прекрасная юная Инесса. И вот Госпожа Эйрменд осталась вдовой с огромным состоянием, имеющей влияние почти наравне с Роландом Дориансом - президентом Республики.
— Ну, кому-то проще закопать своего ребенка, чем смириться с его выбором, - Кай прикрыл ладонью зевок. — Давай ты будешь задавать вопросы про Ину Ине?
Интересно, у кого из них больше секретов: у дикого мужчины, пьющего кофе в лесной чаще, или у белоснежной модели, которая формально мертва?
— А что мне спрашивать у тебя? Кем ты работаешь? - моя наглость становилась куда больше, чем его эго. Дикарю действительно было легче, когда я падала в обморок от каждого произнесенного им слова.
—Не утруждайся, - ответил Кай, проигнорировав довольно бестактные вопросы. — Спрашивать буду я. На кого ты училась в Высшем Моретти?
Я сглотнула. Часто маленьких диких девочек допускают к учебе на руководящие Республикой должности?
— На педагога, - я заставила уголки своих губ приподняться, - и весьма посредственно.
— Почему?
— Знаешь, - я пожала плечами, - когда при одном твоем виде людей начинает мутить, тяга к знаниям слабовата.
На самом деле, конечно, наоборот: ты пытаешься получить как можно больше навыков и умений, чтобы потом (уже будучи Белой) задавить ненавистников своей осведомленностью и знаниями.
— То есть, - Кай приподнял брови, - тебя "держали" в таком университете только из-за родителей? Как ты говорила... Твоя мать - преподаватель?
Я была готова кивнуть, но резко вспомнила, что не помню, как именно солгала дикарю. Противное чувство собственной ничтожности своими липкими пальцами-щупальцами нежно вытирало пот, который уже начал образовываться у моего лба. Черт. Кто-то из моих родителей - преподаватель, а кто-то - доктор, и я действительно сомневалась, что Кай задал этот вопрос "просто так". Он точно помнил каждое мое слово, и даже случайный жест мог меня скомпрометировать. Сейчас, когда мне так нужно было сделать вид, будто я спокойна, с трудом припомнила тысячи уроков грамотного вранья и таких же лекций, смешавшихся в тугой бесполезный узел в моей голове. Правда, помню, как преподаватели в один вопль твердили, что любая задумка, любое решение, любое дело на свете ломается о штыки риска и дубину интуиции. И тот идиот, у которого не остается ничего другого, кроме как поддаться сумасбродной судьбе: рискнуть, доверившись интуиции, каким-то потайным "шевелениям" в мозгу и теле, не достоин распоряжаться даже собственной жизнью. Сегодня (хорошо, на самом деле я понимала, что не только сегодня) этот идиот я.