– А здесь безопасно пройтись? – невнятно, скорее, себе самой под нос пробормотала я.
– Относительно, – дикарь пожал плечами, ухмыльнувшись.
Спрашиваю о том, насколько безопасно в диких землях, в тех самых лесах, где почти померла. Где бы ни были моя логика и здравый смысл, им, наверное, было очень плохо и больно, но узлу, что скрутился где-то в солнечном сплетении, нужно немного пространства и воздуха.
– Я хочу, – смутилась, ведь звучала как капризный ребенок, – хотелось бы посмотреть окрестности. Если ты не против.
Мои пальцы нервно сжимали ножку бокала.
– Тебе не понравилось? – спустя пару секунду спросил Кай. – Ты расстроилась еще больше.
Мне понадобилось мгновение, чтобы понять суть его вопроса.
– Нет, нет. Всё замечательно, спасибо тебе. Я теперь знаю, – изо рта вырвался истеричный смешок, – чего лишусь дома.
Если дикарь и был недоволен моим унылым ответом, он решил промолчать. Кивнул, вставил пробки обратно в горлышко каждой из бутылок и отложил их в нижние кухонные ящики.
– Я найду тебе куртку, и мы выйдем, – произнес он перед тем, как вновь за сегодняшний день оставил меня на кухне одну.
Моё настроение испортилось еще сильнее от того, что я испортила его дикарю. Глупая. Кай старался, а я… Когда-нибудь научусь держать лицо, не давая той гнили, что засела внутри, распространяться на людей вокруг. Быстро помыв опустевшие бокалы, я попыталась убрать их обратно на верхние полки, но мой рост решил, что и с тем справиться слишком сложная задача.
Так и осталась стоять на носочках спиной к проходу, стараясь достать до злополучной полки, когда дикарь вернулся.
– Я помогу, – неожиданно произнес он из-за моей спины.
От испуга я чуть было не уронила бокал, но его рука быстро схватила мою, удерживая хрупкую посуду. Между нашими телами не поместилась бы и недавняя бутылка, я чувствовала тепло его дыхания на своем затылке, мозоли его пальцев, касающихся тонкой кожи моей ладони.
Уже второй раз за день.
Слишком, слишком много Кая.
Я неловко отстранилась в сторону, кое-как отходя от него и уставившись под ноги. Увеличивать дистанцию и жить спокойно – хороший, вполне реализуемый девиз.
– Пойдем? – спросила, когда молчание стало совсем неестественным, а голову будто набили ватой.
В словах Кай, видимо, перестал нуждаться: в паршивом настроении ему хватало взаимодействовать с людьми кивками. У выхода он молча протянул мне черную мужскую куртку, в которую при должном желании бы влезло примерно полторы – две меня.
– Спасибо, – моя благодарность была такой жалкой на фоне того, что он с самого начала делал для меня. – Выгляжу забавно, да?
Я нервно улыбнулась, стараясь шуткой разрядить обстановку. Но нет, его карие глаза слишком серьезно, долго и интенсивно смотрели в мои, будто он на самом деле искал что-то забавное. Мы замерли у выходной двери дома, рука Кая уже была готова ее открыть, когда моя необдуманная реплика заставила его переключить внимание с собственных мыслей на мои глупости.
Зачем, Джун. Куда ты лезешь, Джун. Я устала от себя, Джун.
– Выглядишь правильно, – в конце концов просто произнес он и толкнул дверь, делая шаги в прохладный вечер.
– В огромной куртке? – выйдя за ним, фыркнула я в его спину. Судьба должна мне подарить умение закрывать рот вовремя. Хотя бы это.
– В моей, – Кай сделал паузу, – огромной куртке.
И пусть это будет списано на действие тех жалких промиллей алкоголя, что оказались в моей "дикой" крови, но теплый румянец, окрасивший щеки, особенно сильно контрастировал со свежей осенью. Я улыбалась, чувствуя внутри множество клубков противоречий. Довольная, но раздавленная, в безграничном пространстве дикого леса, но в жестких рамках собственной жизни.
Небо не делалось вмиг беспросветно черным, полным ночи и прекрасных звезд, как и день не мог сиюминутно окрасить его в свой чистый цвет лазури. Полутона создавали множество неуловимых переходов, вроде этого заката, что красками разливался прямо над моей головой. Бледный полумесяц Луны угадывался за какими угодно, но не белыми облаками: все сверкало розовыми, фиолетовыми, золотыми и синими просветами меж верхушек массивных деревьев. Умиротворение и буйство природы во всем её настоящем, не скрытом и не преуменьшенном великолепии поражало ограниченное картонными стенами сознание типичного городского человека.