Сам дикарь не задается вопросом, как я это буду делать, и умею ли вообще. Подхватив топор, он направляется к выходу, чтобы пополнить до темноты запасы дров. Проливной дождь и вспышки молний его не останавливают, да и от голода, в отличие от меня, он, похоже, совсем не страдает.
– Ну конечно, пока охотился, уже успел заморить червячка, а то и не одного, – нервно усмехаюсь я, обращаясь к Бруку, и тот по-собачьи улыбается, кивая приоткрытой пастью с высунутым языком.
Натерпевшиеся за день пальцы и сгибать-то больно, не то что общипывать птицу. Но делать нечего. Прежде чем готовить, теоретически нужно довести ее до состояния той самой тушки из супермаркета, чем я и занялась.
Без чертыханий и прочих ругательств не обходится. Кажется, эти проклятые перья облепили меня с ног до головы. Я уже реально отплевываюсь ими, а дело все не движется. В какой-то момент у меня начинает хоть что-то получаться, и я стараюсь дальше, подстегиваемая надеждой нормально поужинать.
Дикарь, вернувшийся в пещеру с огромной стопкой дров, мои успехи не находит занятными. Даже напротив, окидывает меня таким взглядом, будто я умалишенная, но при этом не вмешивается.
Продолжает воспитывать? Ясно.
Ничего. Если не домучаю, я эту куру просто сварю и все равно съем, пусть даже с перьями. Все лучше, чем его вонючие червяки.
Бросив поленья в кучу, мужчина первым делом стягивает с себя мокрую куртку, хорошенько встряхивает и развешивает сушиться на специальную веревку. Оказывается, в этой пещере имеется и такая. Затем подходит очередь футболки, облепившей его тело будто вторая кожа. Ее он тщательно отжимает и проделывает те же процедуры.
Я стараюсь не пялиться на него – слишком много чести. Но пока он стоит ко мне спиной, позволяю себе поднять голову и неожиданно залипаю. Разглядываю, как в свете костра по его крепкой спине скатываются дождевые капли, и как гармонично смотрится необычный черный рисунок, переходящий с плеч на лопатки, подобно крыльям.
В какой-то момент мужские руки опускаются ниже, к застежке штанов, и тут он резко оборачивается, вспоминая о моем существовании. Пойманная на подглядывании, я не успеваю отвести взгляд, и дергаюсь от испуга. Нож соскальзывает. Острое лезвие, прочертив по перу, но так и не подцепив его, вонзается прямиком в мой палец. Я вскрикиваю, наблюдая, как по ладони спускается яркая струйка крови. Перед глазами плывут круги.
Черт бы меня побрал вообще смотреть в его сторону! И чего я там не видела?
– Мейди, – или что-то вроде того неожиданно выдает он на своем, глядя на меня, как на тридцать три несчастья, свалившиеся на его голову.
– Дана, – приподнимаясь стучу себе в грудь, и вновь повторяю имя. В конце концов, познакомиться можно и без переводчика.
Но то ли дикарь меня не понимает, то ли ему имя мое не понравилось. В итоге он качает головой и уже сам стучит мне в грудь, повторяя:
– Мейди.
Ладно, хрен с тобой, Мейди, так Мейди. Надеюсь, это не какое-то ругательство. Хотя, если даже так, я все равно никогда этого не узнаю.
Подхватив мою руку, помимо пореза покрытую занозами и ссадинами, он будто бы меняется в лице.
Неужто сжалился?
Тащит меня к ведру с водой, помогает промыть рану, дает промокнуть какой-то тряпкой. А ведь я и не просила, сам вызвался.
– Оххша, – узнаю я еще одно слово на его языке, когда мужчина приносит склянку с заготовленным лишайником.
«Так вот от чего такой гадкий запах в его лечебной жиже!» – сразу понимаю я, едва он приподнимает крышку.
– Нет-нет, пожалуйста. Может, обойдемся без этого? – сопротивляюсь я, состряпав брезгливую физиономию.
– Оххша, – настаивает дикарь, и, размяв специальной ступкой, наносит лечебную кашицу на мою рану, перебинтовывая сверху каким-то старым лоскутом.
Ладно, все-таки не какашки, уже хорошо. Хотя, запах мог бы быть и получше. Натурпродукт, блин.
Закончив с обработкой моих рук, оборотень сам берется за приготовление птицы. Делает несколько надрезов в нужных местах, за считанные секунды сдирает с нее шкуру, вытаскивает внутренности, откинув их в отдельную емкость, и в завершении нанизывает дичь на заготовленные прутья, устанавливая над углями. Глядя на то, как ловко он с этим справляется, хочется аплодировать, причем стоя.
Совсем скоро пещера наполняется запахами нормальной еды, а мой несчастный желудок подает голос. Дикарь не отходит от костра, периодически вращая птицу на вертеле, а когда она становится готова, делит на части и протягивает мне миску с парой аппетитных кусочков.
От одного ее вида рот наполняется слюной.