Ага, если бы! Помечтать не вредно. А пока я успокаиваю себя тем, что он ест из того же котелка, а значит, еда съедобна.
Получив свою порцию, я стараюсь не приглядываться к содержимому миски. Старой, металлической, местами помятой, но чистой, это я заметила сразу. Еще один плюсик в пользу аборигена.
«Есть жизненно необходимо, причем вкус пищи не важен, важен ее состав», – первое правило курса выживания, который преподавали в звездной академии. Как сейчас помню, сдала его на отлично.
Давай, Дана, это всего лишь белки, жиры и углеводы, запас калорий. Вспоминаю строчки из памятки, только все бесполезно. Мой организм отказывается принимать эту горьковатую склизкую дрянь, которая провоцирует лишь рвотные рефлексы. Что делать в таких случаях, в той самой памятке не говорилось ни слова.
Я пытаюсь сдержаться, заставляю себя прожевать и проглотить неизвестную субстанцию, но она так мерзко хрустит на зубах и рвется обратно. Пока меня не вырвало, я выплевываю ее на пол и совершаю самую грубую ошибку – присматриваюсь к содержимому миски.
Вот же черт! Никакая это не каша, как мне сперва показалось, а какие-то мерзкие белые червяки или личинки, только предварительно засушенные.
Живот тут же скручивает, а меня действительно начинает тошнить, хоть особо и нечем. Дикарь откладывает пустую миску в сторону и продолжает спокойно наблюдать за тем, как меня выворачивает наизнанку от его варева.
Да уж. Если выберусь с этой «гостеприимной» планеты, обязательно дополню гребаную памятку примером из личного опыта. Но сперва разберусь с Милли, если Рон еще не сделал этого за меня, и накормлю «лучшую подругу» червяками.
Ведро с водой, попавшееся под руку, оказывается весьма кстати. Делаю несколько глотков и умываю лицо, постепенно приходя в себя. Какое-то время я так и сижу на полу, облокотившись о каменную стену, и восстанавливаю дыхание.
Резко поднявшись, дикарь смотрит на меня так, словно что-то решил в своей голове, и этот его взгляд мне совсем не нравится. В несколько шагов мужчина преодолевает расстояние между нами, а я буквально вжимаюсь в стену, обхватив колени ладонями.
– Нет! Нет! Пожалуйста… – вырывается от ужаса, когда он подхватывает меня за шкирку и грубо оттаскивает на несколько метров, поближе к костру. При этом дышит тяжело, яростно, отчего мне становится еще страшнее. – За что ты так со мной?! За то, что мне не понравилась твоя еда? – пытаюсь брыкаться, но куда я против такого здоровяка – жалкая хромоногая букашка.
Он действует быстро и решительно. Пока по моим щекам катятся бестолковые слезы, запястье обжигает холодом. Я дергаю рукой, но металл сдерживает движение, больно врезаясь в кожу. Только теперь я начинаю соображать, что меня, словно дворового пса, пристегнули на цепь к монолитной каменной стене пещеры. От осознания этого мне действительно становится дурно.
Подхватив одну из шкур с кровати, дикарь бросает ее к моим ногам, и тут же разворачивается на выход.
– Вернись! Ты не можешь так со мной поступить! Меня будут искать! – зачем-то кричу ему вслед, зная, что он ничего не поймет, а шансы найти меня с учетом исходных данных близки к нулю.
* * *
Проклятая цепь не поддается. Я дергаю ее, пытаюсь сделать рычаг из полена, что есть мочи бью по месту, где она крепится к каменной стене. В итоге деревяшка разваливается на части, а я с ужасом смотрю на свои руки, сплошь покрытые занозами.
Выдернуть кисть из захвата тоже не получается. Дотянувшись до миски с остатками каши и подцепив ее пальцем ноги, я обмазываю запястье склизким варевом из червяков, хоть для чего-то оно сгодится. Превозмогая боль, снова дергаю руку. Не выходит.
На то, чтобы намеренно раздробить кости, и высвободиться из плена, я не решаюсь, но в какой-то момент серьезно задумываюсь об этом. Пока не заживет нога в крайних мерах нет смысла – все равно не смогу убежать.
Прошла уже пара часов, или больше. Когда сидишь на одном месте, прикованная цепью, а вокруг абсолютно ничего не происходит, быстро теряешь счет времени.
Все, что мне остается, так это корить себя за то, что не сумела проглотить гадкую кашу. В конце концов, он поделился со мной своей едой. Да, я не хотела, чтобы меня стошнило. Только со стороны это выглядело так, как выглядело. Кто знает, может, по понятиям дикаря это равносильно оскорблению, а он оставил меня здесь в качестве наказания? Ведь именно так и поступают с новыми питомцами, которых пытаются приручить?
Осознать свое положение жутко, думать о будущем – еще страшнее.