Вот только дев Ирграму не хватало.
— Чтобы одарить его своей силой и жизнью.
Он подавил тяжкий вздох.
— Правда, те, кто вернул сии свитки, полагали, что дело не столько в девах, сколько в их крови, — доверительно произнес жрец. — А как выяснилось, то и мужская годна.
Он явно знал больше, чем сказал. Но спрашивать бесполезно. Ирграм коснулся шрама, который стал будто бы меньше.
— Слеза неба длит существование, — подтвердил его догадку жрец. — И плоть разумных.
— Плоть?
— Пока хватило крови.
Ирграм облизал губы, вспоминая сладкий вкус её. И вновь. Ни страха. Ни сожалений. Кровь? Крови в этом мире всегда было слишком много.
Жрец поднялся на ноги.
— Последнее. Даже на землях мешеков боялись возвращенных к жизни.
— Я понял, — Ирграм тоже встал.
Слабость отступила. Он слышал, как ровно и довольно медленно, словно нехотя, бьется его собственное сердце. И рядом, отзываясь на это биение, пульсирует огонь. Ирграм накрыл его рукой.
Слеза неба.
Живая слеза неба. Драгоценность, которую ему просто… отдали? Истратили на ничтожного? Пусть даже и был он нужен, но не настолько же?
— И еще. Все свитки говорят об одном. Те, кто единожды испробовал крови, не способны далее жить без нее. А порой и вовсе впадают в безумие. Надеюсь, с вами сего не случится.
Ирграм постарается.
Он никогда еще не чувствовал себя настолько благоразумным.
Стоило отъехать от замка, и дышать разом стало легче. Барабаны в голове и те смолкли, что было совсем уж хорошо. А игла, сделав поворот в вязкой воде, замерла, указывая куда-то на север.
— Знаю, — сказал Арвис, который на мага поглядывал с немалым подозрением, да и вовсе показывал, что вынужден мириться с его присутствием, но на самом деле это присутствие вовсе излишне. — Есть в тех местах деревенька. К утру доберемся.
Не обманул.
Шли и ночью, благо, дорога к этой самой деревеньке тоже имелась. Как дорога. Широкая тропа, пролегшая через куцый лесок, по краю болота и дальше, сквозь луга. Лошади то переходили на рысь, то снова на шаг. И мерное движение убаюкивало. Винченцо даже позволил себе погрузиться в полузабытье, из которого выпадал лишь затем, чтобы свериться с иглой.
Та, если и отклонялась от избранного направления, то ненамного.
А ближе к рассвету, когда над болотами поднялся туман, игла совершила оборот и замерла. От тумана фонило силой, и ощутил это не только Винченцо. Первыми забеспокоились лошади. Заплясали. И массивный жеребец Арвиса попятился, явно не желая иметь с туманом ничего общего. Где-то там, в молочной взвеси, раздались печальные волчьи голоса, и Винченцо убрал ставший бесполезным маяк в седельную сумку.
Он сосредоточился, пытаясь понять, сколь опасна эта, разлитая по-над травами, сила. Однако враждебности не ощутил. Скорее уж сила просто была.
Существовала.
И даже не сама, скорее уж эхо её, растворенное в тумане, принесенное им, дабы окончательно развеяться под первыми лучами солнца.
Арвис скомандовал остановку. И желающих спорить не нашлось.
Лошадей не расседлывали и даже подпруги не ослабили, но свели вместе. Люди и те чувствовали неладное. Смолкли разговоры. Зато показалась честная сталь, которая вряд могла бы принести что-то помимо успокоения. Но и этого довольно.
— Туман не опасен, — произнес Винченцо, вбирая разлитую силу. Пальцы покалывало. И появилось такое хорошо знакомое желание смеяться, кружиться в танце, сделать что-то безумное. Силы было много. Куда больше, чем он мог бы поглотить.
— Может, и так, — Арвис, прищурившись, вглядывался вперед. — Но лучше погодить.
Туман густел. Он ложился тяжелыми пуховыми покровами, пробирался к ногам, укутывал и людей, и лошадей. И вскоре стал столь плотным, что ничего нельзя было разглядеть на расстоянии вытянутой руки.
Винченцо возвел защитный купол.
Отчего бы и нет? Силы пополнить легко, а вот там, в тумане, мало ли, что может скрываться? И будто отвечая на невысказанную мысль, кто-то рассмеялся. Так радостно, счастливо, что по спине побежали мурашки. Люди сдвинулись плотнее и молча, выказывая немалый опыт, взялись друг за друга.
Верно.
Так проще понять, если кто-то, обезумев, решит откликнуться на зов. А звать будут. Опасен не туман, но твари в нем.
И хныканье, разавшееся рядом, подтвердило догадку.
— Это нежить, — поспешил сказать Винченцо. — Не слушайте её.
— Да знаем, — Арвис впервые поглядел без неприязни.