Сизая каменная громадина вырастала из скалы и казалось, что холм, на котором она устроилась, просел под тяжестью этого уродливого сооружения. Кривоватые стены змеями ползли от одной круглой башни к другой. И уже над зубцами их, почти призрачными, поднимались другие, тоньше, изящней.
Хлопали на ветру стяги.
Массивным языком лежал мост, провисли цепи.
Миха поежился. Ехать туда ему совершенно не хотелось. А вот конь, почуяв близость дома, прибавил шаг.
— Куда ты, с-скотина, — Миха попытался потянуть за поводья, но конь только хвостом по боку хлопнул. Впрочем, ускорились и остальные.
Загудели какие-то трубы, протяжно и мерзко.
А из замка выехали люди. Что характерно, вооруженные и при броне.
Тут уж Миха толнул конягу пятками в бока, поторапливая.
— Держись рядом, — рисковать и перехватывать поводья баронского коня он не стал. Но мальчишка кивнул. Понял, стало быть.
И хорошо.
— Это госпожа баронесса желает приветствовать сына, — сказал Арвис, привстав на стременах. — Ее стяги.
— Все равно.
Баронесса там или кто — это еще разобраться надо. Да и от иных приветствий ноги протянуть недолго. С тоской вдруг вспомнились болота. идешь себе, бредешь.
И никаких баронесс.
И прочих сопровождающих. А если среди них затесался кто-то с не самыми добрыми намерениями? Как понять? И как спасти?
У Михи шея зачесалась.
Рога вновь завопили. Замок приближался. А здравых идей в голову не приходило. Только и оставалось, что рядом держаться.
Пока ехали.
И приехали.
Спешивались. Разглядывали друг друга. Ну, то есть Миха разглядывал.
Баронессу.
Женщину в белоснежном платье, отороченном мехом. У платья были длинные рукава, до самой земли, но это баронессу ничуть не смущало. Из длинных рукавов выглядывали другие, узкие и покороче. На голове её возвышался колпак, тоже белый, а вот ткань, к верхушке его присобаченная, оказалась алой. И ветер, играя с тканью, растягивал её.
Будто кровь плескал.
— Сын мой, — дрогнувшим голосом произнесла баронесса и протянула навстречу руки. Рукава-крылья качнулись, а алая ткань легла на плечи шелковым покрывалом.
— Матушка! — Джер шагнул к этой женщине. — Матушка, я… я так рад вас видеть!
Он коснулся её рук. А потом не выдержал и обнял.
Наверное, так не положено, если Арвис отвернулся, а прочие, кто был у замка, резко сделали вид, будто встреча им совершенно не интересна.
— Ты жив.
— Жив. И… это чудо, не иначе. Боги… боги смилостивились, — он улыбался, юный барон. А Миха с тоской подумал, что парень-то совсем молод.
А баронство большое.
Наверняка.
Богатое.
На такое найдутся претенденты. Это помимо тех, о которых Миха знает.
— Матушка, позволь представить человека, которому я и не только я обязан жизнью, — Джер развернулся. — Он любезно согласился стать моим наставником…
Взгляд баронессы был холоден и внимателен.
Миха ей не понравился.
Вот шкурой почуял, что не понравился. Он старательно улыбнулся. И кивнул. Наверное, нужно было поклониться или цветы там подарить, но цветами Миха не озаботился, а с поклонами у него не особо получалось.
— И мою невесту! — сказал Джер как-то слишком уж громко.
Нервно.
И отступил на шаг. Ну, чтобы не попасть под горячую и любящую руку.
Баронесса икнула.
Громко так икнула.
— Вот, — а Джер вытащил Ицу и выставил перед собой. — Я слово дал! А Варрены держат слово!
По лицу баронессы явно можно было понять, что она думает о данных неосторожно словах, де Варренах и всей этой престранной затее. Возможно, она бы не сдержалась. Миха буквально чувствовал, что она готова прямо здесь отвесить сыну затрещину. И даже в чем-то понимал несчастную. Но вот рядом с баронессой оказалась девушка в темном платье. Она взяла даму за руку.
Что-то сказала.
Тихо так. Очень тихо.
И на губах баронессы появилась бледная улыбка. Слегка безумная, но все же:
— Я счастлива, сын мой! — голос правда несколько срывался. — И ты прав. Де Варрены всегда держат слово.
— Ица, — позвал Миха. — Не отходи от меня.
А то кто этих, чересчур благородных, знает.
Позже, в тесном дворе замка, где слишком уж много собралось, что людей, что лошадей, Миха подобрался к барону поближе, хотя, кажется, ему точно здесь были не рады.
Плевать.
В ближайшем рассмотрении баронесса оказалась очень усталой болезненной даже женщиной, которая, несмотря на невысокий рост, умудрялась нависать над сыном. Она что-то говорила, вряд ли похвальное, а Джер слушал.